один из самых богатых и влиятельных ее магнатов, князь Иеремия-Михаил Корбут-Вишневецкий внезапно возжелал ее с поистине юношеским пылом и страстью. И что она, как подобает хорошей жене и доброй католичке, приняла его с покорностью служанки…
Но это было в самом начале. Очень скоро сон стал таким, что впору отбить лоб перед иконостасом, взывая и к Езусу, и к Матке Боске, и к Яну Крестителю, и ко всем святым угодникам. Потому что о подобных вещах не расскажешь даже на исповеди: язык от стыда присохнет к гортани. И служанка как-то незаметно стала госпожою, проявляя инициативу, да еще какую!.. И князь вдруг волшебным образом принял облик пана Анджея Русакова…
Пани Катарина Краливская обливалась потом не столько от несусветной духоты, сколько от ужаса. Ей приснилось, что взбешенный полковник Пшекшивильский-Подопригорский притащил отчаянно упирающуюся, рыдающую молодую жену прямо с брачного ложа в зал, где куча гостей продолжала пить за их здоровье. И со словами: «Кого вы мне подсунули?! Полюбуйтесь на эти дьяволовы пятна!!!» – сорвал с Агнусеньки свадебную сорочку, выставив ее в чем мать родила на всеобщее обозрение… Несчастная теща хотела заорать что было сил… и проснулась, тяжело дыша и лязгая зубами. Сердце колотилось так, будто ей пришлось пробежать добрую сотню шагов без остановки.
Крестясь и беззвучно шепча молитву, она чуть ли не с ненавистью посмотрела на безмятежно похрапывающего мужа. Спит, пенек бесчувственный, да еще наверняка видит что-то хорошее! Вон как бесстыдно улыбается да губами причмокивает…
Пану Адаму действительно было очень хорошо. Не каждый день немолодому лысеющему мужчине, с далеко не идеальным телосложением, объясняются в пылкой любви красавицы блондинки! Пусть всего лишь во сне. Их было столько, что он сбился со счету. И каждая чем-то неуловимо напоминала московитскую княжну… Мало того, они устроили самую настоящую свару, решая, которая из них достойна возлечь на ложе с княжеским управителем! «Як бога кохам, прошу панн не ссориться! Вы в равной степени прекрасны, а меня хватит на всех!» – умиленно промолвил пан Краливский. Искренне веря, что способен повторить тринадцатый подвиг Геракла…
…Панна Агнешка заснула с трудом, по вполне естественной и понятной причине. Сто раз мысленно повторив, что любит одного Тадика и никто больше ей не нужен! Даже пан Анджей… Но почему-то это звучало не слишком убедительно. Да и разговор с подругой-московитянкой крепкому сну не способствовал… «Я должна тебя кое в чем просветить!» – с загадочной улыбкой заявила панна Анна. И просветила… Бедная полячка от стыда чуть не провалилась сквозь днище возка. Впрочем, ей все-таки было не только стыдно, но и весьма интересно! Надо же, каким странным именем нарекли наставницу панны Анны – Камасутра… Наверное, явилась в Москву откуда-то из восточных земель… Только куда же родители панны смотрели, как могли такую развратницу на службу принять, дочку ей доверить?! Ох, и порядки у этих московитов…
…Ну а ясновельможный князь Иеремия в эти минуты с изумлением и раскаянием осознавал, что весьма недооценивал свою супругу. А также испытывал сильные и кощунственные сомнения по поводу здравости ума своего исповедника ксендза Микульского, без устали внушавшего: «Женам надлежит исполнять христианские, сиречь плотские обязанности едино лишь для ублажения телесных нужд пола мужеского! Со сдержанностью и целомудренным смущением, даже не помышляя о греховных наслаждениях!»
Самое странное, что до сей ночи княгиня именно так и вела себя в супружеской постели. А теперь в нее словно вселился… Князь торопливо прогнал из головы слово «дьявол», стал искать более подходящий для добрых католиков эквивалент, не нашел и махнул рукой. Кто бы ни вселился, хорошо-то как, о, Езус!!! Одни лишь крохотные панталончики – точная копия той кружевной «серединки», – облегавшие ее все еще стройную фигуру в самом соблазнительном месте, могли свести с ума. А уж когда она начала их медленно стягивать, призывно глядя прямо ему в глаза… Последние остатки разума, сдержанности и мыслей о греховности плотских наслаждений покинули княжескую голову. Он буквально швырнул Гризельду на спину, ворвался в ее лоно и двигался в древнем как мир ритме с такой необузданной силой и страстью, какой сам от себя не ожидал. И Гризельда, словно отринув все наставления святых отцов, вела себя просто как дикарка – неутомимая, необузданная, ненасытная, подстегивая его, сводя с ума своими стонущими выкриками… Только у нее почему-то были золотисто-медовые волосы, словно у княжны Милославской.
Потом, когда они, взмокшие, еле дыша, лежали рядом, князь захотел найти какие-то особенные слова, чтобы жена поняла, как он доволен и благодарен ей. И в этот момент проснулся… Ошалело поводил глазами по сторонам, с трудом разглядел в густом сумраке палатки, больше похожей на роскошный шатер, княгиню – безмятежно спящую в длинной рубахе до пят…
Найденные слова были произнесены чуть слышно, злым свистящим шепотом. Поминалась даже Матка Боска, но отнюдь не в благочестивом контексте.
…Пану первому советнику ничего не снилось. Он так устал от долгого нахождения в седле, что заснул мгновенно, будто провалившись в бездонную черную яму.
