Когда ты воскреснешь
Дорога до богатого особняка, находившегося в загородной деревне эльфов, припоминалась как в мутном сне. Я слышала, что люди тоже строили дома в заповедниках остроухих. Похоже, старосты эльфийских диаспор соглашались на соседство простых смертных, оценивая их по единственному общепринятому достоинству – величине кошельков будущих владельцев комфортабельных домиков.
В отличие от городских эльфийских парков, зелеными каплями разбрызганных по карте Ветиха, здесь между гигантскими деревьями тянулись просеки, выложенные брусчаткой. К подъездным полянкам, заменявшим дворы, вели дорожки, стояли почтовые ящики с нарисованными номерами участков.
Внутри огромный дом напоминал музей. Мое внимание привлекла мраморная танцующая фигурка женщины без лица, беспрерывно кружившаяся на высоком столике. Прислонившись спиной к стене, я сидела на полу и следила за замысловатым танцем бездушной плясуньи.
Через приоткрытую дверь в кабинете был слышен разговор брата и хозяина дома.
– Мы ничего не можем сделать, Богдан. Твоя сестра, к несчастью, впитала силу браслета. – Голос принадлежал человеку из видения. – Ты же знаешь, что девочка практически с первого дня реагировала на черную магию.
– И что теперь?
– Она простой человек. Черная магия измотает ее и сведет с ума.
Приговор обжалованию не подлежал.
– Не надо так убиваться. Она будет носить амулеты, это малая расплата за браслеты Гориана. Все могло завершиться гораздо плачевнее. Девочка легко отделалась.
– Венцеслав, – брат кашлянул, – пообещай мне, что орден не тронет ее. В том, что произошло, нет вины моей сестры.
– Мы будем присматривать за ней, и ты тоже, Богдан. Было бы лучше откорректировать ей память, но она носит в себе столько черной магии, что неведение превратит ее в магическую бомбу замедленного действия. Надеюсь, ты это понимаешь.
– То есть когда вы посчитаете, что она опасна…
– Возможно, твоя сестра справится с этим лучше, чем мы предполагаем, – резко перебил собеседник. – Давай решать проблемы по мере их поступления. Есть сотни способов спасти человеку жизнь.
Как-то странно, но их беседа меня не задевала. Признаться, мне было совершенно наплевать на будущее. После развязки безумной истории у меня ничего не осталось – ни работы, ни мужчины, заставлявшего внутренности связываться крепкими узелками. Наверняка и родители, узнав обо всех событиях из газетных листков, выставят из дома.
– Пока операция не закончится, девочка останется в особняке. Сейчас для нее мой дом – самое безопасное место.
– Спасибо. – У Богдана был странный голос.
Господи, надеюсь, что он не пустил слезу.
– Моя Ведка… она молодец. Она должна жить.
– Конечно, так и будет. – Собеседник вежливым намеком выпроваживал моего отчаявшегося родственника из кабинета.
– А жаль, – пробормотала я себе под нос и, запрокинув голову, уставилась в потолок.
Богдан вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь, чтобы не беспокоить хозяина дома. Потом присел рядом со мной на корточки и осторожно погладил спутанные волосы. В его лице отражалось беспокойство, в глазах светилась жалость.
– Ты как? – тихо спросил он.
Ответить «нормально» у меня не поворачивался язык. Я взорвалась вместе с Ратмиром в заброшенной обветшалой мануфактуре, и сейчас от меня осталась лишь телесная оболочка. Если это «нормально», то тогда вопросов быть не может.
– Ты меня ударил. Два раза.
– Прости.
– Придурок, подонок, негодяй, сволочь.
– Точно. – Он поморщился.
– Было больно. Оба раза.
– Хочешь ударить меня в ответ?
– Нет, я хочу тебя пристрелить. Это будет справедливо. Пощечину можно смыть только кровью.
– Дать самострел?
Я не выдержала и, сама того не ожидая, улыбнулась. Улыбка отчего-то показалась ужасно неуместной.
– Стриж уже знает о взрыве?
