становится на четвереньки и его снова выворачивает. Это когда он успел столько съесть? Траванулся угарным газом, видать, сильно. Да и сотрясение от попавшего в голову обломка трубы наверняка заработал. Вон какая шишка на затылке. С кулак будет. Да и я опять же его головой об косяк. М-да, сходили в баньку… Разнесу ее к чертям!
Вспыхнувшая злоба наполняет шест ярким свечением. Однако, глянув на голого княжича, временно усмиряю гнев и выношу из предбанника наши пожитки, попутно натянув штаны. Оттаскиваю вновь потерявшего сознание Болтомира дальше от бани и даю волю рвущейся из меня разрушительной силе.
Не знаю, как пропускаемая через шест сила регулируется, но тот удар, которым я выбил двери парилки, не шел ни в какое сравнение с тем, которым я буквально взорвал крышу сруба.
Увернувшись от пролетевших мимо стропил, оттаскиваю княжича с пожитками еще дальше.
В результате следующих трех ударов от сруба практически ничего не остается. Дымящиеся бревна разметаны в радиусе пятидесяти шагов. Часть из них плавает в пруду.
Получив временное удовлетворение, одеваюсь сам и натягиваю штаны и рубаху на Болтомира. Остальную амуницию напялит сам, когда очнется.
Эх, а я так мечтал помыться после двух дней блуждания по лесу и всласть выспаться в чистой постели! Ну, или хотя бы на душистом сеновале. И главное, за что нас погубить хотели? Что с нас взять?
Злость вновь закипает. Сжав наливающийся свечением шест, поворачиваюсь к деревне и, вздрогнув от неожиданности, чуть не выпускаю разряд по сгрудившимся в десяти шагах от меня жителям деревни. Все, от древней старухи до годовалого мальца, стоят на коленях, покорно опустив головы.
Ну и как я теперь буду жечь молниями это покорное стадо? И опять одни бабы и дети. А где же тот, чей голос я слышал из парилки за запертой дверью?
– Мы готовы принять за содеянное любую кару из твоих рук, господин, – говорит стоящая впереди всех Колунья.
– Готовы, говоришь? – ухмыляюсь злорадно. – Отчего же тогда я не вижу того, кто подпер двери в баню? А?
– Но ты уже покарал моего мужа, – поднимает на меня удивленный взгляд Колунья.
– Я? Кого покарал?
Тетка что-то тихо говорит односельчанкам, и те, не поднимаясь с колен, расползаются в разные стороны, открывая уходящую к деревне широкую тропу. На тропе, освещенный ярким светом полной луны, лежит человек с неестественно повернутой головой. Подойдя ближе, вижу, что это седой крепкий мужик лет пятидесяти, под стать Колунье. Вокруг его шеи обмотана толстая веревка. Та самая веревка, что я использовал вместо пояса. А я-то думал, что оставил ее в разгромленной бане.
М-да… Кто ж его, бедолагу-старосту, так приложил? Скорее всего, подельник, желающий замести следы. И женушка, смотрю, не очень печалится. Лицо ее как напоминало невозмутимостью физиономию индейского вождя, так и напоминает. Может, сама она и придушила муженька? С ее лапищами это сделать не трудно. Однако, коль уж она пытается свалить вину на меня, спрашивать об этом бесполезно.
– Кто еще из мужиков в деревне? – все же задаю вопрос Колунье.
– На сенокосе все, – твердит тетка. – Только муж мой и оставался. Ибо староста он… был.
Отчего не он встречал нас, ежели староста, а ты?
Далее выясняется, что, завидев вышедших из леса незнакомцев, коих сопровождал изгой Тюря со своей, по выражению Колуньи, блаженной женушкой, Репень, так звали старосту, решил до поры не показываться, а сначала выяснить, что за люди пожаловали и с какой целью. Потому и послал встречать чужаков жену. Сам же куда-то запропастился. Появился только тогда, когда гости уплетали расстегаи с молоком. Подозвав жену, староста сообщил, что нас необходимо убить, иначе будет беда для всей деревни, и посетовал, что не успел раньше, а то обязательно подсыпал бы отравы в пищу. Оборвав вопросы жены, Репень грубо приказал ей делать, что он говорит, и не интересоваться тем, для чего бабский ум не создан.
В общем, западню в бане подготовил и осуществил он, и ни Колунья, ни кто еще из баб о его замыслах ничего не знает. На мой наезд по поводу лжи жена покойного старосты откровенно ответила, что если бы имела желание содействовать мужу в злодейских деяниях, то уговорила бы его порешить нас во сне или подсыпать отраву в завтрак.
И как мне проверить слова этой каланчи в юбке? Не пытать же ее?
И кто же все-таки придушил моим поясом злыдня-старосту?
И самое главное, кому мне теперь мстить? Не убивать же на самом деле баб с ребятишками, даже если они и помогали Репню в покушении на нас!
Стон Болтомира отвлекает меня от допроса Колуньи. Вспоминаю, что сопровождающая нас в баню молодуха говорила, будто
