Ванчжуна частью замирились с империей, частью попали в зависимость от тюрок. Сами тюрки были заняты выяснением отношений между собственными племенами, им было сейчас не до конфликтов с Поднебесной. Мусульманских проповедников изгнали в земли, подвластные арабам, а следом за ними постепенно ушли принявшие ислам племена уйгуров. Корейские восстания подавили. Мохэ замкнулись в границах своего царства Бохай и активно занимались торговлей. Ханьцы не верили в их миролюбие ни на обрезок ногтя, а потому обе стороны тихо, но качественно вооружались. Но до прямого столкновения было ещё далеко, и впереди предвиделись благополучные годы.
Тысячник стал забывать, что такое тревога.
Тем неприятнее для него стал сюрприз в виде изрядно потрёпанного купеческого обоза, появившегося вчера перед закрытием ворот. Обоз был небольшой, телег на пятнадцать. Купцы – ханьцы и тангуты, везущие имперские товары на север. Разбойники напали. Вроде, по словам караванщика, никого не убили, но драка получилась жёсткая, есть раненые. Кто напал? Да кто их разберёт. Оборванцы какие-то. Наскочили, попытались похватать тюки с возов. Получили по шее и убежали так же быстро, как появились.
Разбойники. На дороге из Тайюаня.
На самой спокойной и безопасной дороге провинции. Это, между прочим, его, тысячника пограничного корпуса, упущение. Ему теперь и исправлять его последствия. Конные разъезды будут усилены.
У кого болели дети, те наверняка поймут мать, для которой пышущее нездоровым жаром сопливое сокровище стало центром мироздания.
Нужно ещё вспомнить, что даже при относительно высоком уровне медицины, в империи Тан с детской смертностью дела были всё-таки похуже, чем в наше время. Демографический взрыв, удвоивший за полвека население Поднебесной, обеспечивали чуть ли не ежегодно рожавшие ханьские женщины. Рожать-то они рожали, но в зависимости от эпохи теряли от болезней то каждого третьего ребёнка, то каждого второго. А во времена смут – и того больше. Справедливости ради стоит сказать, что в других странах с этим было ещё хуже, но Яне, мгновенно забывшей о своей простуде у постели серьёзно заболевшей дочери, от такого знания легче не становилось.
Юэмэй горела. Сначала жаловалась на резь в глазах, головную боль и кашель с соплями, а потом, несмотря на приём лечебных настоек, у неё резко подскочила температура. К ужасу матери, девочка потеряла сознание, её трясло. Яна, которую трясло не меньше, немедленно послала Хян за доктором. Неизвестно, что именно наговорила врачу перепуганная служанка, но тот примчался следом за ней, с полной сумкой лекарств. Осмотрев ребёнка, доктор Цун тут же принялся толочь, растирать и смешивать какие-то подозрительные ингредиенты, с виду похожие на высохшие травяные комки. Потом залил эту смесь остро пахнущим настоем. Юэмэй натёрли получившимся снадобьем и завернули в тёплое одеяло, а для внутреннего употребления доктор оставил травы в мешочке, велев заварить и поить больную, едва та проснётся. Яна, честно сказать, не очень-то верила в успех его фармакопеи, но жар у девочки начал спадать, а обморок перешёл в сон… Так мастер Ли, вернувшийся вечером из кузницы, и застал жену – баюкавшую завёрнутую в одеяло дочь.
К ещё большему удивлению Яны, болезнь отпустила ребёнка так же быстро, как и вцепилась. То ли так хороши были снадобья доктора Цуна, то ли сильный жар «пережёг» заразу, то ли всё вместе, но факт был налицо: наутро Юэмэй уже вполне сносно себя чувствовала, кривилась, послушно глотая горький отвар, и уверяла папу с мамой, что ей уже совсем не больно, только спать всё время хочется… Одним словом, вся следующая неделя прошла для Яны по категории страшных снов, которые желательно забыть как можно быстрее. О том, что надо было бы поподробнее порасспросить дочь насчёт её визита за шоколадными конфетками, она не забыла. Просто момент для расспросов был очень уж неподходящий.
За всеми этими заботами она пропустила уличные новости, а там было на что обратить внимание. Чунпин, добрая соседка и подруга, принесла маленькую глиняную баночку мёда – по меркам Бейши дорогое удовольствие, мёд здесь только привозной. А заодно поделилась новостями.
– Торговцы на север шли, – говорила она, аккуратно накладывая мёд на ломтики испеченной Яной лепёшки – в доме семьи Ли ели и печёный хлеб, благо хозяева переделали для этого плиту. – Говорят, напали на них. Помнишь те холмы, где ты к нам… присоединилась? Вот там это и произошло. Наскочили, говорят, какие-то голодранцы, чуть ли не беглые рабы, хотели пограбить, да не вышло. Отбились торговцы. А господин тысячник наш, говорят, приказал дозоры усилить да послать отряд, чтобы тех разбойников переловили… Ешь, маленькая, ешь. Тебе выздоравливать надо, не огорчай родителей, – Чунпин ухитрялась одновременно говорить и с соседкой, и с её дочкой.
– Ой, ты же, наверное, кучу денег за мёд уплатила, – спохватилась Яна.
– Пустое, дорогая соседка. Сколько ты моим деткам снадобий перетаскала? Не хочу быть неблагодарной. Хоть твои редко болеют…
