красках для лица и нарядах. Для изысканного ума нет наслаждения выше, чем постигать мудрость…
…Больше часа дамское общество, не перебивая, внимало рассказу высокородной Мехрангиз о противостоянии вселенского добра в образе Ахуромазды и вселенского зла – Ахроменью. О том, что мир – это арена борьбы вышеупомянутых богов. О том, что огонь – суть божество, и обычай сожжения мертвецов, бытующий у иных народов, встречает у огнепоклонников искреннее непонимание. Многое из этого Яна когда-то читала. Давно, правда, но кое-что в памяти задержалось. Даже вспомнилось, что смена веры для персов не есть нечто уникальное, а Авеста некогда сбросила с пьедестала куда более древние Веды. Видимо, персиянка тоже об этом помнила, и потому не обрушивалась, подобно некоторым соотечественникам, с проклятиями на головы новообращённых мусульман. Но о древней вере не обмолвилась ни словом.
– …и таким образом праведные души отошедших подготавливаются к новому рождению, – завершила она свой рассказ. – Я слышала, что тоба и хань, почитающие Небо и предков, не верят в перерождение – в отличие от буддистов. Не стану спорить о догматичности этого утверждения. Вполне возможно, что для человеческой души открыты оба пути – как перерождения для завершения неких дел, так и обитания на Небе ради помощи потомкам. Но не мне судить об этом.
– Да простит меня высокородная гостья за дерзость, рано или поздно, мы все сможем проверить истинность вероучений о загробных мирах, – негромко проговорила одна из придворных дам. – Но, к сожалению, уже не сможем поделиться с потомками своим опытом.
– Да уж, действительно, к сожалению, – не без иронии заметила принцесса. – Иначе мы бы точно знали, что нас там ждёт, и которая из философий ближе к истине… А что говорят об этом священные тексты христиан?
– Христианское учение допускает единственное воплощение человека в этом мире, – с готовностью ответила Яна. – За одну короткую жизнь мы, согласно ему, должны творить добро, познавать истину и готовить свою душу к встрече с Создателем. А смерть как бы подводит итог. Если человек на своём пути оступился, совершая недостойные дела, и не успел уравновесить их достойными поступками, то его ждёт ад. Если наоборот – то ему открыты врата рая. Просто и безыскусно, на первый взгляд. Но здесь есть коренное отличие от философии, принятой у хань.
– И в чём оно заключается, почтенная госпожа? – поинтересовалась юная фрейлина.
– В принципе искупления. У вас ведь даже понятия такого, как «грех», нет. Есть «вина». Предположим, на далёком западе христианин совершил некое недостойное деяние. И в тот же день и час точно такое же деяние совершил хань. Последний будет всю жизнь тяготиться осознанием своей вины, тогда как для христианина с осознания вины всё только начинается. Теперь он, если это порядочный человек, будет молиться, совершать достойные поступки, помогать бедным и так далее. Иной раз искупление длится до самой смерти. А непорядочные… они одинаковы везде, – добавила Яна под хихиканье дам.
– Значит, – продолжала спрашивать молоденькая дама, – христиане считают, что от вины можно откупиться?
– Это… очень грубая аналогия, – совершенно серьёзно проговорила Яна. – Но суть вы уловили верно, почтенная госпожа. Как-то я прочла в одной книге, что, совершая недостойный поступок, мы словно берём у судьбы в долг. А долг – с процентами – положено отдавать. Денежный долг отдают деньгами или имуществом. Долг духовный следует отдавать добрыми деяниями. Такое объяснение вполне годится для массы простых людей, не обременяющих себя раздумьями о высоком.
– Я тоже кое-что слышала о христианской философии, – задумчиво проговорила персиянка. – Когда я была ребёнком, в нашем доме остановился бродячий проповедник. И он рассказал притчу о разбойнике, которого казнили вместе с Иешуа. Разбойник жил неправедно, творил зло, но в последние мгновения перед смертью искренне раскаялся, и был взят на Небо. Смысл притчи заключался в том, что мало осознания своей вины, нужно понять и почувствовать всю мерзость былых преступлений, ибо нет в мире расплаты хуже этой. Но должна с вами согласиться. Христианство действительно указывает раскаявшемуся преступнику путь к очищению души ещё при жизни, коль уж ваше учение допускает лишь одно воплощение человека. У нас принято нести дары в храм. Но мы несём их, не откупаясь от Ахуромазды, как от лавочника, а даруем от чистого сердца… Во всяком случае, я надеюсь, что это так, – она ослепительно улыбнулась. – Хорошо, если народы, воспринявшие христианство, не додумаются продавать искупление за деньги. В противном случае весь его смысл будет утерян.
«А ведь додумались, – зло подумала Яна. – Вернее, додумаются – индульгенции продавать. М-да».
Православие индульгенциями не торговало никогда, но обида почему-то взяла за всех христиан скопом. Меркантильное отношение к Создателю – «ты мне, я тебе» – было свойственно практически всем народам и верованиям, поскольку имело очень древние корни. «Я станцевал танец буйвола, о духи, даруйте мне удачу на охоте! А не даруете, значит, вы негодные духи, и я для вас больше танцевать не стану». «Я принёс в твой храм, о Амон, десять талантов золота, даруй мне покровительство
