время. Мальчику нужны антисептики и антибиотики? Он их получит. Мазь в тюбике – это для наружного применения, хорошее, проверенное средство. И таблетки – для внутреннего. Танская медицина неплоха, но всё же проверенные временем средства как-то надёжнее. Только смущать Мэй видом тюбика и пластиковых блистеров не стоит.
У неё же есть крохотные керамические баночки для местных снадобий? Есть. Выдавить мазь туда, а таблетки… Нет, размалывать их в ступке просто нет времени, пусть так сыну даёт.
– Вот, – вернувшись в «гостиную», она сунула в руки соседке баночку с тёмно-жёлтой резко пахнущей мазью и горсть круглых таблеток. – Этим хорошенько смажь рану и завяжи, но не туго. А это будешь давать сыну по одной штуке утром, днём и вечером. Не бойся, это наши снадобья. Своего сына я ими тоже лечила.
Теперь пришёл черёд Мэй испытывать неловкость. Конечно, помогать друг дружке по-соседски – это правильно, но лечить раны должен лекарь. Всё же она взяла снадобья: приёмный сын мастера Ли, несмотря на жестокую трёпку, которую ему задал лазутчик, отнюдь не выглядел умирающим. Значит, западная женщина знала, что говорила. Смущаясь, невестка старика Чжана поблагодарила Яну, с поклоном отдала ей узелок, переданный сыном, и ушла.
Соседка не успела ещё перешагнуть порог, как Яна внезапно вздрогнула всем телом. Ощущение дурноты, словно в первый месяц беременности, накатило океанской волной, накрыло, завертело, замутило сознание. Она узнала это ощущение: то же самое являлось в тех ночных кошмарах, что мучили её незадолго до подхода войска Ванчжуна.
Опасность.
Смерть.
Что-то ещё, чему она не знала имени, но смутно помнила ещё из прежней жизни.
Они близко.
Котик, до того сладко дремавший на циновке у кана, вдруг поднял ушастую голову и принялся тревожно озираться, хотя звуков, которые могли бы его напугать, Яна не слышала. Животинка тоже что-то почуяла. Они ведь чувствуют приближение землетрясения, не так ли?..
– Сяолан!
– Да, мамочка, – невыспавшаяся девочка, протирая глаза кулачками, высунулась из комнаты.
– Оденьтесь потеплее, – тихо проговорила Яна, заметив, как испугалась приёмная дочь при виде её белого, как мел, лица. – Собери мешок.
– Мамочка, что случилось?
– Ещё не случилось, доченька. Но лучше быть наготове…
Много ли вещей, подлежащих эвакуации вместе с хозяевами, может оказаться в доме зажиточного ремесленника? Оказывается, очень много. Пожалуй, только Яна, имевшая опыт бегства от наступающей на пятки смерти, и знала, что именно нужно упаковывать в заплечный мешок. Её рюкзак всё ещё лежал в сундуке, и был гораздо удобнее холщовых мешочков с верёвочными лямками. Сложить туда шкатулочку, коробку с лекарствами, несколько полезных вещиц и парочку необходимых тряпок – дело десяти минут. Тёплый тулуп с меховой оторочкой и степняцкую шапку-малахай она наденет на себя. Что ещё?
Взгляд зацепился за столик с зеркальцем, где на простенькой деревянной подставке цвела вечным стальным цветом кованая роза.
Вот что наверняка нельзя оставлять, если придётся покинуть дом.
Яна не стала разбираться, откуда явилась эта мысль, просто завернула розу в шёлковый лоскут и, обернув для верности запасной рубашкой, аккуратно уложила в рюкзак. Всё.
Нет, не всё. Оружие тоже придётся забрать. Юншань взял свой любимый меч-дао, собственноручно выкованный пару лет назад из привозного харалуга, но на стене ещё висел меч-цзянь, который он сделал совсем недавно, и уже из собственного булата. Уйму сырья испортил, прежде чем понял душу «узорчатой стали», но этот меч у него действительно удался, и он его берёг. Муж даже строил коммерческие планы на следующий клинок, благо есть ещё четыре неиспользованных слитка. Сделка обещала быть выгодной… только бы дожить до неё. Итак, меч-цзянь и кинжал. Кинжал за пояс, меч в руку. Другой рукой при возможном бегстве крепко держать кого-нибудь из детей и следить, чтобы сами друг за дружку держались. Замыкающей пойдёт Гу Инь.
При возможном бегстве… А если она зря всполошилась, и никакого бегства не будет?
Тем не менее она оделась и вышла в общую комнату, которую по старой привычке называла гостиной. Рюкзак получился не слишком тяжёлым, если что, легко вскинет на спину. Наверное, и дети не стали набивать свои мешки чем попало. А Ваня… Удивительно, но он, несмотря на плохое самочувствие, тоже собрал свой рюкзачок и оделся.
– Я смогу идти, – сказал он, отвечая на неизбежный, но не прозвучавший вопрос.