Есть я хотела. Даже очень хотела. Но признаться в этом полковнику – все равно что голышом пройтись по людным местам в разгар дня. Поэтому пришлось хранить презрительное молчание.
Но ледяным поведением такого человека не прошибешь, он как ни в чем не бывало продолжил:
– Яблок полные карманы, но ты ими хрустеть не любишь, так что этот вариант отпадает. Ладно, посиди тут, сейчас кого-нибудь озадачу. Слышал, что колибри умирают, если их несколько часов не кормить, а у тебя с ними явно есть что-то общее. Нехорошо получится, если умрешь голодной, и дело тут не в мелких птичках, веселые времена наступают, вот-вот дела завертятся.
Не в мелких птичках? То есть не в колибри? Тогда о чем он вообще говорит?
Откровенно говоря, после таких слов аппетит сразу отступил на второй план, если не дальше. Что значит умирать? Что за веселые времена? Что за чушь несет полковник? В окошко не видно, чтобы кто-то чего-то опасался. Да, люди готовятся к обороне, но это стандартное поведение тех, кто не торопятся расставаться с жизнью, ведь в Улье приходится как следует заботиться о безопасности мест для ночлега.
Несмотря на всю никчемность моего существования, я тоже не тороплюсь с ней расставаться. Господин Лазарь просто неудачно пошутил, как это ему свойственно? Вряд ли, его слова не были связаны с сомнительным юмором, я это почувствовала.
Начала осматриваться по сторонам втрое усерднее прежнего, но так и не заметила ничего, что свидетельствовало о угрозе близкой смерти. Вся извертелась, терзая себя разными мыслями, главным образом нехорошими.
Вот ведь полковник, вот ведь гадкий тип – всего несколько слов произнес, но так сильно озадачил.
Кластер начал казаться еще более зловещим, чему способствовал не только господин Лазарь с его не очень-то связными загадочно-угрожающими высказываниями, а и сгущающиеся сумерки. Зачем западники вообще остановились в таком месте? Вокруг площади полным-полно высоких домов, некоторые из них в очень даже приличном на вид состоянии, там могут засесть меткие стрелки способные первой пулей поразить цель за пять сотен метров или даже больше. На того же генерала Дзена позавчера покушались, да и мне при этом слегка досталось. Так почему бы неведомым злодеям не повторить нападение?
Этот забытый Ульем город похож на склеп, от столь мрачного места не стоит ждать ничего позитивного.
В бронемашину заглянул один из незнакомых западников, протянул бумажный сверток, неприятно-напряженным голосом произнес:
– Возьмите, Элли.
Опять непонятное. За всю свою жизнь не припомню ни единого случая, чтобы ко мне обращались на «вы». Нет никаких предпосылок к тому, чтобы кто-то начал уважать меня до такой степени, тем более здесь – в месте, где принято до зубовного скрежета ненавидеть все, что связано с Азовским Союзом.
Самое курьезное, что я тоже не питаю к нему нежных чувств, и, получается, стала объектом неприязни не просто ни за что, а вопреки здравому смыслу.
До какой же степени надо меня возненавидеть, чтобы дойти до столь официального обращения?
Большинство людей глупы, а остальные не любят думать, конфедератов это тоже касается.
В свертке обнаружились два бутерброда с мягким сыром, ломтиками красной рыбы и, разумеется, мясом, без которого у западников еда считается отравой. Ко всему прочему лососина оказалась пересоленной, а на жирное мясо не пожалели острых специй. Но я была настолько голодной, что даже не подумала крутить носом. Один смолотила с неженственной быстротой, за второй принялась уже вдумчиво и осознала, что теперь мне грозит очередное неудобство – жажда.
Воды в машине нет, недружелюбный западник ее не принес, выходить мне запретили, а после такой пищи можно запросто выпить две полные кружки и попросить добавку.
Вот только просить не у кого.
Второй бутерброд добить до конца не смогла, слишком уж огромный, слишком много обжигающих специй и соли – отвратительная еда. Голод слегка утолила, дальше даже прикасаться не хочется. Куда здесь можно выбросить мусор я не знала и потому завернула недоеденное в бумагу, оставшуюся от свертка, после чего пришлось вернуться к прежнему занятию – начала наблюдать за площадью и ее окрестностями.
Пока возилась с невкусной и коварной пищей, снаружи стемнело. Плюс стекла в крохотных окошках и смотровых щелях специальные, их пули не берут, свет они пропускают заметно хуже, чем обычные. В общем, видимость упала настолько, что я лишь по старой памяти и смутным силуэтам могла догадаться, что и где располагается. В колонне сто с лишним человек, но ни единого огонька не видно. Складывается впечатление, что мы остановились именно здесь ради того, чтобы укрыться от вражеских взглядов. Непонятная суета, которую заметила перед въездом в город, возможно, была связана с тем, что западникам грозило обнаружение. Вот и пришлось прятаться на зависшем кластере. Вокруг располагается множество высоких домов, они хорошо прикрывают технику
