срывая одежду.
Ох, знал бы он, как сильно я хочу от нее избавиться! Чтобы не осталось ни единой преграды. Лишь он и я. Тело к телу, кожа к коже. Так близко, чтобы не понять, где начинается он и кончаюсь я.
— Ты сама напросилась, — еще одна оброненная фраза — и его горячие губы, скользящие по шее. Жадные, ненасытные. И все движения прерывистые, быстрые. Еще не грубые, но уже на самой грани срыва, и он держит себя из последних сил, чтобы оставаться хоть чуточку нежным.
И это самое ценное, потому что в такие моменты понимаешь, что кроме безудержной похоти и вожделения есть что-то еще. Глубокое и искреннее. Настоящее. Ответное чувство, что заставляло его сдерживаться все эти дни. Причина, по которой он отсылает меня за тридевять земель.
И я улыбаюсь. Не могу не улыбаться мужчине, который пробуждает во мне такие чувства, который целует так страстно, вкладывая в поцелуй всего себя, без остатка. Заставляет сгорать от желания, подаваться навстречу его чувственным губам и рукам, изнывать от предвкушения нашей близости, ощущая на себе его горячее обнаженное тело.
Я почувствовала, как его напряженный орган ткнулся в мое лоно и тут же замер, дрожа от нетерпения.
Лаар посмотрел в глаза, моляще и вместе с тем укоризненно. Давал последний шанс передумать.
Но я уже давно все решила и потому лишь притянула его ближе, обхватила ногами узкие мужские бедра, соединяя наши тела.
Низкий гортанный стон, вырвавшийся из мужского горла, острым ножом разрезал пространство. И я содрогнулась от одного только этого звука, прошившего насквозь, от одного мощного движения, накрепко соединившего нас.
Казалось, сам воздух вокруг нас вибрирует, дрожит от накала, искрится разрядами белых молний, требуя немедленного продолжения.
Миг — и Лаар перекатился на кровати, вновь усадил меня сверху, жадно скользя глазами по неприкрытому телу, с силой сжимая ладони на бедрах.
— Ты же хотела свободы, — выдохнул резко и наперекор своим же словам надавил на ягодицы, направляя мои движения. Поначалу робкие и неумелые, но совсем скоро ставшие такими же быстрыми и резкими. Ненасытными.
А ведь никогда раньше Лаар не позволял мне вести. Всегда и во всем оставался главным.
Но сейчас было иначе. Сейчас вообще все было иначе. Так, будто это в последний раз. Да это и было в последний раз! И мы спешили сказать друг другу все, что не успели. Все, что накопилось в душе и лежало тяжким грузом, не давая вздохнуть полной грудью.
Вот только разговаривали мы отнюдь не словами. Взглядами, прикосновениями, движениями.
Вверх, вниз. Вдох, выдох. Протяжный стон. Хриплый шепот. Бешеный стук сердца. И я чувствую, как он приподнимает свои бедра, желая быть как можно ближе, войти глубже. И наши тела сливаются, двигаются навстречу друг другу в этом завораживающем, древнем, как сама жизнь, танце.
Быстрее, резче, жестче. До сведенных судорогой мышц и охрипшего горла. До разноцветных кругов перед глазами и сладкого, пьяного головокружения.
И когда Лаар подошел уже к самой грани, он попробовал оттолкнуть. Подсунул ладони под ягодицы, снимая с себя. Вот только сопротивления он явно не ожидал. И я не позволила ему выйти. Вцепилась в мужские руки и опустилась как можно ниже, не давая ни единого шанса разорвать прикосновение.
— Катара… Ну зачем? — простонал он и содрогнулся всем телом, изливаясь внутри меня.
Я почувствовала, как между ног стало мокро и липко, и только теперь позволила себе расслабиться. Устало откинулась на его грудь, чувствуя, как дрожит от усталости тело.
— Я так захотела.
— Упрямая! — зло бросил Лаар, а сам уже гладил по голове, зарывался пальцами в волосы, прижимаясь губами к макушке.
И было так хорошо, так надежно в его руках. И я совершенно не могла себе представить, каково это — лишиться всего этого.
— Я не хочу уезжать, — произнесла, когда дыхание немного успокоилось.
— Я тоже этого не хочу.
— Тогда зачем отсылаешь? Позволь остаться… — Я вскинула голову, уперевшись обеими ладонями в грудь Лаара. Жадно всматриваясь в родное лицо.