И оцепенение спало. Он ринулся навстречу, в один прыжок преодолел ступени крыльца и сжал свою рани в объятиях.
— Наконец-то, — ее тихий шепот в ухо, и Лаар не сдержался. На миг отстранился, вглядываясь в зелень глаз, и припал к любимым губам. Жадно пил ее вкус, ее аромат, не тронутый вонью Цветка. Мимолетно отметил, что что-то изменилось. К ее запаху добавились новые, неизвестные прежде нотки. Сладкая карамель, чуть пережженная, с легкой горчинкой. Но именно эта горчинка сводила раан-хара с ума, добавляла остроты и пикантности.
Казалось бы, куда уж лучше. Но сколько бы он ни нюхал свою рани, каждый раз казалось, что аромат ее стал еще нежнее, еще слаще, еще притягательнее, чем прежде. И тело откликалось желанием, голова кружилась, словно хмельная.
Сидящий в заплечной сумке кот требовательно мявкнул, заставив Лаара оторваться от мягких губ. Раан-хар приоткрыл сумку, швырнул на пол, и кот выскочил наружу, с любопытством осматриваясь в новом жилище.
— Ты и его нашел? — Катара изумленно покосилась на обнюхивающего углы кошару.
— Это он меня нашел. — Лаар хмыкнул, но тут же забыл про кота. Принялся скрупулезно ощупывать тело жены. — Как ты себя чувствуешь? Рих сказал, ты вдохнула споры Цветка.
Взгляд раан-хара сделался серьезным, пристальным, казалось, он всматривается в самую душу, ища там ответы на многочисленные вопросы.
— Вдохнула… Но со мной все в порядке! Наверно, потому, что со мной уже случалось подобное.
— Что? — Лаар изумленно уставился на жену, стиснул ладони на хрупких женских плечиках. — То есть как — случалось? Почему ты ничего не говорила?!
— Я не знаю… То есть я не помнила… Неважно! — Она вырвалась из захвата и взяла Лаара за руку. — Сейчас это не важно. Надо поспешить. Хальди нужна твоя помощь!
Катара потянула его сквозь полутемный коридор в крохотную комнатушку, душную и жаркую. Сидящий на краю постели Халид резко поднялся, ладонь легла на рукоять кханды, но мужчина тут же расслабился, увидев перед собой раан-хара. Тот перевел настороженный взгляд на ложе — и сразу понял, откуда тянется запах Цветка.
Выходит, что помощница Катары тоже вдохнула ядовитые споры, только в отличие от его рани ядовитые побеги проросли в ее легких и теперь медленно и мучительно убивали. Девушка металась в постели, билась в горячке, шепча что-то бессвязное. Стоящий рядом Халид был бледнее мела и с надеждой глядел на застывшего посреди комнаты Лаара.
Катара и вовсе потянула его к постели больной.
— Ты должен помочь ей. Сделай что-нибудь…
Она глядела с такой мольбой, с такой святой уверенностью в его силах, что Лаар вновь ощутил тягостное чувство вины. Потому что как бы сильно он ни хотел, это было не в его власти.
— Я не могу помочь, Катара… Это не в моих силах. Я лишь убиваю Цветок, но вылечить… не могу.
— Но ты ведь вылечил меня! Отец рассказывал. Сказал, что я обязана тебе жизнью. Вспомни! Ты же сделал что-то!
Раан-хар тряхнул головой. Ничего подобного он не помнил. Да и как давно это было? Сколько на его пути встречалось таких вот больных, отравившихся ядовитыми испарениями или спорами… И все они погибали, кто раньше, кто позже…
Впрочем, Лаар не сильно интересовался судьбой пострадавших. Его задачей было уничтожить Цветок, все же остальное проходило стороной, надолго не задерживаясь в памяти. И теперь Лаар откровенно не знал, что делать.
Разве что…
— Я не уверен, что это поможет.
Раан-хар привычно закатал рукав, обнажая запястье. Халид подал кинжал.
— Все равно хуже уже не будет.
Лаар кивнул.
Иначе бы он и не согласился. А так — либо девушка погибнет от его крови, либо сгорит, пожираемая Цветком.
Короткий надрез, и на смуглой коже выступило несколько крупных капель крови, образовавших ручеек. Катара приоткрыла помощнице рот, Халид зажал тело, чтобы не дергалась. Алая жидкость сорвалась вниз, стекла по бледным губам.
— Спасибо, — зачем-то поблагодарил кшатрий, и Лаар отошел.
Теперь оставалось только ждать.
— Теперь расскажи мне все, — вымолвил Лаар, стоило нам покинуть спальню Хальди.
Муж выглядел уставшим. Под глазами залегли глубокие тени, смуглая кожа побледнела. Сам он опустился на лавку у стены, откинулся назад, прислонившись затылком к темному дереву.