них в запасе как минимум час.
– Так, сено отбрасываем, но не все. Ту часть, что к аэродрому, не трогаем.
Взялись дружно. Через минуту перед ними стоял малокалиберный зенитный автомат «Эрликон» швейцарского производства. Малокалиберный – это применительно к артиллерии. Потому что двадцать миллиметров для пушки мало. Но скорострельность высокая, как и начальная скорость снаряда. И до войны и во время ее нейтральная Швейцария продавала оружие всем воюющим сторонам – Германии, Англии, США. Англичане и американцы их ставили на корабли.
– Я в овраг, гляну, нет ли там снарядов? – оповестил Игорь.
Вчера он видел, как солдаты сидели на каких-то ящиках. Боеприпасы рядом с пушкой не держали, их доставлял подносчик. Хранить рядом – опасно для расчета. Попади в ящик пуля или осколок, и все разлетится. Для хранения устраивали недалеко от пушки специальный ровик. Зенитчики же, чтобы не надрываться лопатами, снаряды хранили в неглубоком овраге с пологими стенами. Игорь ящики обнаружил, ухватил за ременные лямки для переноски, поднес к пушке.
– Сколько ящиков надо?
– Черт его знает, надо вскрыть, посмотреть.
Откинули защелки, откинули крышку. В ящике снаряды. «Эрликон» скорострельный автомат, на несколько коротких очередей хватит.
– Степанцов, за мной!
Спустились в овраг оба. Радист на тело убитого часового в темноте наткнулся, вскрикнул.
– Молчать! Ты чего вопишь?
– Тут…
– Часовой там. А ты думал, я могилку выкопаю? Обойди стороной, но чтобы язык за зубами держал. До поры до времени обнаруживать себя нельзя, иначе всем хана будет.
– Понял. Простите.
Сделали две ходки. Возле пушки уже стопка ящиков. Старлей в подносе снарядов не участвовал.
– Как рассветет, с пушкой разберусь, – пообещал он.
В СССР такие пушки поставлялись по ленд-лизу из США, около двух тысяч штук. А еще использовались трофейные – немецкие, венгерские, румынские, польские.
Вероятно, Воронцов небольшой опыт имел, как понял Игорь. Фонарь зажечь нельзя, в темноте сразу засекут. А на душе тревожно. Если смена караула пойдет, придется стрелять. Смена – всегда двое, разводящий и караульный. Ножом двух сразу снять не получится. Но прошло. Как только светать стало, Воронцов в кресло наводчика уселся. Стал ощупывать, штурвальчики горизонтального и вертикального наведения крутить. Потом отщелкнул круглый магазин, кивнул удовлетворенно:
– Полный.
Игорь успел сбоку выбитую надпись прочитать: «Шестьдесят патронов». Воронцов магазин на место поставил, потом затвор взвел, к прицелу приник.
– Эх, дальномер бы сейчас.
– По трассам наводить будете.
У немцев обязательный порядок. В автоматическом оружии коллективного пользования, скажем – в пулеметах, на два обычных патрона третьим стоял трассирующий. Удобно для целеуказания или корректировки огня.
От леса отделились две фигуры, направились к зенитке. Воронцов сразу на Игоря посмотрел.
– Значит, так. Подпускаем ближе. Я их из автомата сниму. Тогда сразу Степанцов оставшееся сено с пушки сбрасывает. И вам, товарищ старший лейтенант, полный карт-бланш. Стрелять, пока оба самолета не загорятся. Отступаем по моей команде, сначала в овраг.
– Расписал, как по нотам, – улыбнулся Степанцов. – Тебе бы старшиной роты быть.
– Буду, если выживу, – пообещал Игорь. – Ты не лыбься, магазин товарищу старшему лейтенанту подавай. Патронов не жалеть, нам они ни к чему.
Игорь устроился за пушкой, наблюдая за немцами. Пока они ничего не подозревали, шли спокойно, не спеша. Куда торопиться в своем тылу, а авианалетов на аэродром подскока еще не было.
Вольготная и сытая жизнь, только кончится скоро.
До немцев метров двести. Игорь взвел затвор ППШ. У радиста и старлея пистолеты, оружие несерьезное для боя. Хорош пистолет для схватки в траншее, когда стрельба почти в упор, как последнее средство выживания. Или застрелиться в безвыходной
