– Подъем, за мной, бегом!
Бежали до ручья. Память Игоря не подвела. Ручей метра три шириной, глубина до середины бедра. По вязкому дну уже не побежишь. Шли медленно. Попутчики его отдышаться успели, но ноги замерзли. Игорь скомандовал:
– На берег, вылить воду из сапог. И снова бегом, так обмундирование на теле высохнет, холодить не будет.
Километров через пять старлей не выдержал.
– Все, сдохну сейчас, – прохрипел он.
– Привал на пятнадцать минут. Воду не пить. Если очень хочется, пополоскать во рту, максимум – один глоток!
Четверть часа пролетели быстро. С видимой неохотой поднимались радист и наводчик. Игорь приказал:
– За мной, бегом!
С бега переходили на шаг, снова бежали, пока Воронцов не заявил:
– Все, лучше застрели меня, сержант, не могу больше. Ты что, двужильный?
– В разведке ты не служил, старлей. Жить захочешь – больше пробежишь. Хорошо, даю десять минут, отдыхайте. Ноги повыше задерите на деревья.
Сам с картой уселся. Судя по всему, километров двадцать от аэродрома ушли. Зона оцепления или облавы по размеру больше этого радиуса не будет, иначе дивизию придется задействовать. А у немцев в тылах таких сил нет. Дальше прямиком на восток идти опасно.
Во-первых, лесов нет, открытые пространства, где их могут засечь. Во-вторых, немцы будут ждать от их группы именно такого шага, на каждом перекрестке, у мостов выставят патрули. А открытого бое столкновения группа не выдержит. У наводчика и радиста пистолеты, и стрелки из них, судя по всему, неважные.
Решил двигаться в сторону Речицы, потом на Гомель повернуть. Почти везде в этом направлении леса. Есть где укрыться, переночевать. Одно плохо – провианта осталось только на сегодня, да и то скромно перекусить. А завтра есть будет нечего.
Выдохлись парни, Игорь их уже не гнал, шагом шли. К вечеру на ночевку место Игорь удобное нашел. Доели сухари и консервы, запив теплой водой из фляжек.
Удручало Игоря, что выходить придется не в полосе своей дивизии, а может, и армии. Передовая неизвестная, линия фронта может измениться. И сколько до нее? Тридцать, пятьдесят километров? Вопрос вовсе не праздный. Подберешься к передовой, а тут рассвет. И куда деваться, если местность открытая? Он, как человек, не единожды переходивший линию фронта, опасности эти осознавал. Радист и наводчик во всем полагались на Игоря, голову лишними мыслями себе не забивали. Разведчик на что?
Переночевав, попили воды, есть было нечего. Утром по лесу шли. Крюк, но передвигаться скрытно удавалось. Немцы в лес не ходили, пугал он их. В первые недели и месяцы спокойно ездили по лесным грунтовкам, даже одиночные машины.
А потом окруженцы отстреливать их стали. Как партизанские отряды появились, леса и вовсе запретной зоной стали. Только когда облавы и прочесывания устраивали, да силой большой при поддержке артиллерии, тогда отваживались входить.
Чаще полицейских посылали, специально батальоны формировали. Если и поубивают русские русских – не жалко, арийцам они неровня.
Через полдня хода услышали далекое погромыхивание. Пушки бьют, до передовой километров пятнадцать. Радист голову в небо поднимать стал.
– Небо чистое, а громыхает.
– Канонада пушечная, фронт близко. Не слыхал никогда?
– Не-а.
Лес возьми и кончись, а до передовой еще не добрались. Судя по слышным пулеметным очередям, до траншей еще километра полтора-два.
Залегли на опушке. Идти по открытой местности, да белым днем, – чистое самоубийство. Машины вдалеке проезжают, километрах в двух в стороне пушечные стволы видны. На батарее всегда часовые бдят, засекут сразу. Надо ждать ночи. Один бросок всего, но самый сложный и опасный.
– Отдыхаем, ночью переходить будем, – распорядился Игорь.
Только он планов командования не знал. Слишком невелик званием. Рядовому и младшему командному составу о планах не говорят ничего, только в последний момент, когда приказ получен.
Массированная артподготовка началась. С наших позиций сначала с воем полетели реактивные снаряды «Катюш». На немецких позициях сплошные разрывы, дым, пламя. Со стороны, издали смотреть и то страшно. А что на самой немецкой передовой творится?
