над иллирианскими предрассудками и все такое. Понимаешь, Риз мог бы сделать его хоть принцем Велариса, Азриель все равно будет считать себя незаконнорожденной никчемностью, которая не годится ни для одной приличной женщины. Особенно для меня.
– А… тебя тянет к нему?
– Чего это тебя любопытство разобрало? – спросила Мор.
В ее голосе я уловила напряжение и настороженность.
– Я пытаюсь разобраться в отношениях внутреннего круга. Вам же приходится действовать сообща.
Мор фыркнула. Напряжение исчезло. Я старалась не показывать своего облегчения.
– Нас связывают пять веков запутанной истории. Если хочешь понять наши отношения, придется распутывать весь клубок. Желаю удачи.
Я не хотела распутывать чужие клубки. Со своим бы разобраться.
Рядом со ртутными глазами Амрены появились медово-карие глаза Мор.
– А теперь нарисуй глаза Азриеля. Рядом с моими. Глаза Кассиана нарисуешь справа от глаз Амрены.
Я ошеломленно посмотрела на нее.
– Тогда мы все будем наблюдать за тобой, пока ты здесь, – сказала Мор, награждая меня по-детски невинной улыбкой.
Я спрыгнула с табуретки, соображая, какие краски нужно взять, чтобы получился светло-коричневый, с зеленоватым отливом тон.
– Разве так плохо быть его парой? – вдруг спросила Мор. – Стать частью нашего двора, войти в нашу семью и нашу запутанную историю?
Я взяла чистое блюдце. Краски, которые я смешивала, казались мне переплетением нескольких жизней.
– Нет, совсем не плохо.
У меня уже был ответ.
Глава 53
Мор осталась на ночь. После ужина ее тоже потянуло рисовать, и она выбрала себе участок вокруг двери в кладовку. Ее рисунки чем-то напоминали детские. Мор изобразила трех тощих женщин с неестественно длинными развевающимися волосами – такими же, как у нее самой. Рядом она нарисовала троих крылатых мужчин, сумев придать их лицам напыщенно-важное выражение. Глядя на ее картину, я не могла удержаться от смеха.
Хижину она покинула после завтрака. Переброс изнутри был невозможен – магия защищала горное жилье от подобного проникновения. Мор пришлось отойти на сотню шагов. Я вышла на крыльцо и помахала ей. Вскоре ее фигура подернулась дымкой и исчезла.
Я осталась на крыльце. За эти дни снег заметно отступил, появились широкие проталины с пожухлой прошлогодней травой. Вскоре ее сменит свежая, и белые полянки позеленеют. В горы придет весна, а потом и лето. Возможно, недолгое, но все-таки лето. В кладовой я наткнулась на удочки и другие предметы, подсказывающие, что и здесь бывает тепло. Пока же мне не хватало воображения, чтобы представить на месте снега шелковистую траву и полевые цветы.
Зато перед глазами промелькнули другие картины. Я увидела себя бегающей по лугу, что сейчас еще спал под истончившейся коркой снега. Я перепрыгивала через ручьи, лакомилась сочными летними ягодами и смотрела, как солнце медленно опускается за вершины гор…
А потом я вернусь домой, в Веларис, и обязательно отправлюсь в квартал художников. У меня хватит смелости пройтись по выставочным залам и магазинам, торгующим произведениями искусства. Кто знает, возможно, когда-нибудь я открою там свою мастерскую. Не для продажи картин. Я буду обучать других.
Обучать таких же, как я: с изломанной душой, пытающихся сопротивляться тьме и боли. В конце дня, уставшая, но довольная, наполненная впечатлениями, я буду возвращаться домой.
Счастливая.
Я буду возвращаться в старый дом, к своим друзьям, чтобы узнать, как у них прошел день. Мы будем обедать или ужинать, радуясь тому, что сидим вместе.
А Ризанд…
Ризанд…
Он тоже будет сидеть за общим столом. На открытие мастерской понадобятся деньги. Я попрошу у него взаймы, а потом продам свои картины и верну долг. Даже если я его пара, это не повод сидеть у него на шее.
Летом он тоже будет здесь. Летать над лугами, перепрыгивать через ручьи, гоняясь за мной, взбираться по крутому, поросшему
