– Посвящение. Ты слишком привязана к этому миру, и это не позволяет тебе, будучи живой, переступить порог, воспользовавшись даром, который является уделом избранных.
Эндаре стало не по себе. Эта добрая старушка, приютившая ее в своей хижине и исцелившая ее рану, явно была не в себе или, возможно, чрезмерно верила в древние суеверия. В Орбе была женщина, очень похожая на нее. Девушка никогда с ней не разговаривала, но всякий раз, когда она проходила мимо ее хижины, женщина покачивала палочкой, с конца которой свисали костяные амулеты, округлые камешки и другие предметы, которые ей не удавалось рассмотреть. Она также произносила слова на незнакомом Эндаре языке, как будто изрекая дурные предзнаменования, из-за чего девушка избегала встреч с ней и, завидев ее издали, всегда пряталась.
– Сегодня ночью мы узнаем, права я или ошибаюсь, – после долгой паузы произнесла Амуна.
Она больше не возвращалась к этому разговору, и девушка успела о нем забыть, но с наступлением темноты женщина приказала внуку оставить их с Эндарой наедине. Игари беспрекословно повиновался, но, прежде чем выйти из хижины, бросил долгий взгляд на странную девушку, которую ранил в Каменном Ущелье и которая смешала все его планы на будущее. Он не только чувствовал себя обязанным заботиться о ее безопасности, но и предпочел забыть о своем стремлении к полной приключений жизни воина. Он до беспамятства влюбился в Эндару и мечтал только о том, чтобы она стала его спутницей. Он никогда не испытывал ничего подобного ни к одной из женщин, и это обстоятельство чрезвычайно его беспокоило. Дошло до того, что ему вообще не хотелось от нее отходить, и он буквально заставлял себя ходить на охоту на кабанов и лис, чтобы обеспечить селение мясом, что делал с огромным удовольствием с тех пор, как ему исполнилось десять зим и он впервые взял в руки лук.
– Ну что ж, милая, – произнесла Амуна, как только за внуком закрылась дверь, – присаживайся к огню.
Эндара села на скамеечку возле поленьев, пылающих на полу хижины у отверстия в стене, через которое выходил дым. Несмотря на толстые носки из овечьей шерсти, у нее заледенели и руки, и стопы, и она, с любопытством наблюдая за старушкой, поставила ноги на камни, разложенные вокруг очага и не позволяющие раскаленным углям разлетаться в стороны. Амуна поставила на треножник глиняный горшок с водой, положила в него зерна и листья из горшков, в строгом порядке расставленных на полках чулана, и начала помешивать содержимое деревянной ложкой, шепча нечто похожее на заговор, хотя девушка не поняла ни единого слова. Спустя некоторое время она налила в кружку немного варева из горшка и протянула его Эндаре.
– Выпей, – велела она и, заметив нерешительность девушки, улыбнулась. – Не волнуйся, это тебе не повредит. Пей маленькими глоточками, чтобы не обжечься.
Было очень холодно. За стенами хижины уже много дней шел густой снег, и в щели в стенах сложенной из камня и глины хижины задувал ветер. Эндара взяла кружку и ощутила ладонями приятное тепло. Вдохнув аромат отвара, она поднесла его к губам, не ожидая никакого подвоха. Она выросла без матери и бабушки, и никто не рассказывал ей о растениях и их свойствах, хотя вкус этих трав показался ей смутно знакомым. Она залпом выпила жидкость, и ее охватили приятные ощущения, вызвавшие улыбку. Амуна внимательно наблюдала за ней, продолжая что-то монотонно бормотать. Она беспрестанно повторяла не то какие-то слова, не то имена и быстро наклонилась, чтобы подхватить кружку, выпавшую из пальцев Эндары. Глаза девушки закрывались, несмотря на все ее старания не уснуть. Ее тело раскачивалось вперед-назад, пока наконец она не сдалась и не позволила себе погрузиться в приятное состояние легкости, очень похожее на ощущения, пережитые ею в заводи в ущелье перед появлением орла. Только на этот раз все было иначе. С большой высоты она видела укрытые снегом поля и хижины илун, как будто сама была птицей, способной летать и видеть землю своих предков, ущелья и леса, через которые ей пришлось пройти. И вот она снова в Орбе.
Похоже, ничто здесь не изменилось. Осень раскрасила листья деревьев в тысячи цветов, и деревню озаряли лучи клонящегося к закату солнца. Мужчины и жещины занимались своими делами, дети тоже работали или играли в пятнашки, а старики сидели вокруг большого очага, со всех сторон окруженного хижинами. Она улыбнулась при виде отца, хотя ей показалось удивительным, что он выглядит так молодо, а ни в его шевелюре, ни в бороде нет ни одного седого волоса. Он бил палкой по ступице колеса повозки, а рядом с ним сидела с вязанием в руках молодая беременная женщина. Эндара видела ее впервые и подумала, что это, должно быть, новая спутница отца. Мужчина и женщина с нежностью поглядывали друг на друга, и Эндара ощутила, как ею овладевает грусть. Как бы ей хотелось, чтобы отец хоть раз посмотрел на нее с такой любовью… Она подошла и поздоровалась с ним, но не было похоже, чтобы отец ей обрадовался. Она протянула руку, чтобы коснуться его плеча, но ее пальцы не ощутили ничего, кроме воздуха, и она в изумлении отпрянула, не понимая, что происходит.
– Они тебя не видят.
Она обернулась на голос. Неподалеку стояла, наблюдая за ней, старушка с амулетами на палочке.
– Почему они меня не видят?
– Потому что ты еще не родилась. Ты находишься в чреве своей матери, – добавила она, кивая на беременный живот
