серого пейзажа.
– Он утащил Дэнни в часовню! – крикнул я наверх.
Миллер развернулся и стал спускаться вслед за мной.
– Мы обыскали сад! – задыхаясь, проговорил он. – Конечно, мы ничего не нашли! И тогда я понял, в чем дело! Разные времена! Разные сады!.. Конечно, – продолжал он, – я не мог сказать коллегам, куда я иду. Они не поверили бы ни единому слову.
– Только держите себя в руках! – крикнул я ему.
Он спускался по лестнице с таким рвением, что та вся ходила ходуном, и отдельные крепежные болты начали болтаться в стене. Нам нужно было не только благополучно
Наконец я добрался до последней ступени и тяжело спрыгнул на террасу. Миллер спрыгнул почти сразу после меня, сумев сохранить равновесие. Он вытер с пальцев серую слизь и с подозрением понюхал их.
– Что это, черт возьми? – спросил он. – Это повсюду. Похоже на смесь студенистых грибов и какой-то падали.
– Наверное, так оно и есть, – отозвался я.
Мы поспешили вниз, к ручью. Все, что осталось от солнечных часов, походило на раскрошившийся пень или гнилой человеческий зуб. Наши ноги скользили по склизкой мертвой растительности, от серы, наполнявшей воздух, в горле и легких першило так, что, добравшись до ручья, мы кашляли как две старые клячи.
Ручей, протекавший по узкой расщелине в саду, вместо воды нес вязкую бурую жижу, пахнущую канализацией. Мы попытались перепрыгнуть через него, но на противоположном берегу Миллер поскользнулся и попал в него ногой, провалившись по щиколотку.
– Вот дерьмо! – воскликнул он, тряся ногой.
– Думаю, это оно и есть, – сказал я.
Мы взобрались на холм, где виднелась стена кладбища. Земля осыпалась под ногами, как будто под нами проезжал бесконечный поезд метро. За стенами часовни сверкали ослепительно-белые огни. Я услышал отчаянные крики, жуткие стоны и кое-что еще, от чего по спине у меня пошли электрические разряды. Это был легкоузнаваемый голос молодого мистера Биллингса, произносившего какие-то жуткие заклинания на неведомом мне языке. На языке, не похожем ни на один человеческий, который я когда-либо слышал. Он больше походил на стрекот гигантских насекомых, смешанный с подводными криками дельфинов.
Пригнувшись, мы с Миллером поспешили через гниющие заросли кладбища, между покосившихся и сломанных надгробий, изъеденных от многолетнего воздействия кислотных дождей. На многих из них не осталось даже имен. Каменный ангел показывал бесформенные обрубки вместо крыльев, а то, что осталось от головы, вызывало тревожные ассоциации с низколобым обезьяньим черепом.
Мы добежали до дверей часовни. На этот раз протиснуться между ними будет проще, чем в 1992 году, – часть дерева сгнила.
– Какой у нас план? – спросил Миллер.
– Что вы имеете в виду?
– Как мы будем действовать, когда войдем туда?
– Откуда мне знать? Я просто хочу схватить Дэнни и дать деру. Что я еще могу сделать?
– Нужен отвлекающий маневр. Иначе ничего не выйдет.
Я задумался:
– Вы правы. Что вы предлагаете?
– Во-первых, предлагаю произвести разведку. Там может быть три человека, а может, три сотни.
Он взглянул на окно часовни, сквозь которое я впервые увидел молодого мистера Биллингса, спешащего по лужайке.
– Идемте, – он повел меня к окну.
Огни, пробивающиеся из часовни, стали еще ярче. Настолько, что мне пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть. Пение молодого мистера Биллингса зазвучало еще яростней, он почти перешел на крик. Я потянулся вверх, чтобы заглянуть внутрь поверх крошащегося каменного подоконника, и краем глаза заметил, что Миллер сделал то же самое.
Детектив не понимал смысл того, чему мы были свидетелями. Он стоял, разинув рот и широко раскрыв глаза, словно отказываясь поверить в реальность происходящего.
В левом крыле часовни весь плющ высох, обнажив не только фреску Кезии Мэйсон, но и изображения десятков других молодых женщин. Если судить по их одеяниям в исторической перспективе, то складывалось впечатление, будто женщины носили в себе
