нарушить молчание, едва русалка приподняла над водой голову и посмотрела на меня.
– Молчи! – приказным тоном сказал я. – Будешь молчать – я тебя освобожу! Договорились?
Русалка утвердительно кивнула, и я начал медленно, стараясь зря не дергать снасть, подтягиваться к хвосту.
– Ага! – оживилась моя жена. – Вам, мужикам, лишь бы глотку женщине заткнуть! Уже до русалок добрались! – и тут же, без особой связи с предыдущими словами, выдала обвинительное заключение: – Так вот чем вы здесь с Беловым все лето занимались! А я смотрю – ему тут как медом намазано!
Я чуть нож в воду не уронил. Надо же! Какой лихой поворот мысли!
– Ты громче ори! А то еще не все вкуровцы нас слышали. И между прочим, мы чужую снасть потрошим! Держись за веревку обеими руками и терпи.
Последнюю фразу я сказал уже русалке.
Перерезав поводок крючка, который вонзился в репицу русалочьего хвоста, я осторожно извлек крючок. Не знаю, какая там кровь у русалок – теплая или холодная, но она определенно красная. Когда я подобрался ко второму крюку, моя прекрасная половина спросила нейтральным тоном:
– Ну и как часто вы здесь к русалкам шастали?
– «Меня царицы шаблазняли!..» – попытался я отшутиться, подражая Яковлеву, но бросил это дело на полпути. – Знаешь что? Я уже начинаю жалеть, что не оторвался здесь по полной программе еще разок! Здоровье пожалел…
– Ну вот ты и раскрылся! – торжествующе воскликнула жена. – И зря ты на здоровье ссылаешься! Тебя бы здесь на всех хватило!
Я вытащил из хвоста русалки второй крюк и принялся подтягиваться к следующему. Сомневаюсь, что мои манипуляции доставляли русалке большое удовольствие, но она переносила их молча и даже дрожать перестала.
– Чем они хороши, русалки, – раздраженно заявил я, – так это тем, что от природы молчаливые, а если уж еще и молчать пообещают, то вообще – могила. И то хорошо! Любая русалка любого мужика голосом своим сладким заговорит, чарами опутает и у любой бабы уведет. Да что там голосом! Они, говорят, и взглядом заворожить могут!
Рассуждая таким образом, я с возможной осторожностью освобождал русалку от крючков и наконец удалил последний. Теперь она, как и я, просто держалась за веревку снасти руками. Не знаю уж, как у русалки, а у меня от холодной воды руки замерзли до немоты и легких судорог.
– Ну чего ты? Плыви! – подбодрил я.
Русалка чуть улыбнулась, и ее глаза сверкнули чистым изумрудным цветом. Как уж у нее так получилось, ума не приложу! Может, закатное солнце в глазах отразилось? Но как бы там ни было, а сделала она это зря.
– Ты чего на чужих мужей глазками сверкаешь?! Я те сейчас так сверкну!.. – активизировалась моя супруга и перехватила поудобнее весло. – Глазенки-то к воде опусти и плыви подобру-поздорову! А то не ровен час…
Русалка глубоко вздохнула, выпустила из рук веревку и без всплеска погрузилась в воду.
– Что ж она тебе даже спасибо не сказала? – растерянно, с раскаянием в голосе спросила меня жена. – Может, она немая? Странная какая-то…
Между нами, высунувшись из-под воды, легла на борт лодки тонкая бледно-зеленая рука и тут же вновь скрылась под водой, оставив на бортовой доске три крупные золотистые чешуи. Отпустив снасть, я осторожно убрал чешуйки в пустую коробочку от блесны, встал в лодке и крикнул вниз по течению:
– Мы квиты!
Ответом мне был переливчатый смех русалки.
Ну а на вполне резонный вопрос жены: «Что это?» – я ответил:
– Чешуя русалки. Дома расскажу. И давай греби! Нас течение сносит.
Жена взялась за весла и вдруг снова положила их вдоль бортов.
– Подожди! Слышишь?
Над притихшей рекой разливалась песня. Услышав первые звуки пения русалки, я немедля выбросил за борт носовой якорь.
– Тихо ты! – сердито отозвалась на шум моя жена, но в данном конкретном случае ее раздражение для меня ничего не значило: якорь при таком раскладе должен быть на дне и надежно удерживать лодку. А то действительно придется с самого взморья выгребать…
Должен признаться, что, как это ни странно, но песни русалок ни на меня, ни на дядю Олега особо сильного действия не оказывали. Ну не желал я, слушая их песни, ни в воду лезть топиться, ни танцевать с русалками голяком на берегу. Хотя дядя
