микро! Тенденция говорит о следующем уровне, энергетическом в том числе. Квантовом. А квантовая теория предполагает как вероятностную составляющую, так и темпоральную интерпретацию.
– Непонятно…
– А то, что случится тебе и звёздное небо для романтиков и влюблённых, и то реальное, которое на данный момент там, с вышеупомянутым Арктуром. Короче, будут какие-то заигрывания с физикой времени и прочей темпоралистикой. Пусть не сразу, но прорыв случится. Вся эта кнопочно-сенсорная виртуальная копошня будет накапливаться и когда-нибудь «выстрелит».
– Я бы, может, ещё посомневался и поспорил с твоей темпоралистикой, если бы не одно «но»…
– Это ж какое?
– Самое ближайшее – мы тут… в прошлом… оттуда! Может, кто-то уже «выстрелил», и мы в чьих-то планах. Или так… побочный эффект, например.
Неожиданно высказанная мысль вернула, как говорится, с неба на землю.
– Да-а-а, подкрался трындец… незаметно…
– Считаешь, что трындец?
– Представь, что о нас думают там. Командование, понятно, будет молчать до последнего. А потом? Ведь вся эпопея с «Курском» прошла через меня. И бардак, и попытки вытащить ребят, и слёзы их родных. Мы-то знаем про себя – живы, но как подумаешь, что тебя уже похоронили. И каково твоим… там…
– Меня тоже удивляет – почему у нас так мало, практически никого, кто впадал бы в депрессию или дурел из-за этого провала в прошлое? Ведь действительно у большинства там остались жёны, подруги, дети…
Майор молчал минуты полторы, потом, медленно выговаривая, ответил:
– Просто не?когда заниматься самокопанием. Не знаю, как у вас, а нас на противолодочном поиске загоняли в хлам. От койки – до койки. А ещё, я так думаю, во всех нас (моряках) сидит что-то фатальное. Несмотря на общечеловеческую слабость простого желания, чтобы тебя ждали на берегу, дома, мы все подсознательно готовы никогда не вернуться. Потому что море жестоко. А уж для лётчиков грохнуться на землю (или в океан) по любой из причин не считается чем-то из ряда вон… Тем более мы военные.
После этого техник уже не задавал никаких вопросов и подал голос, лишь только когда автопилот просигналил о подходе к точке рандеву, а предательский желудок скакнул к горлу – пилот резко повёл машину вниз.
– А если мы не найдём корабль?
– На крайний случай выведут с помощью посадочных РЛС, – и успокоил: – Да тут он где-то!
И всё равно тёмная громада крейсера выскочила из смоляной черноты неожиданно, промелькнув под брюхом.
На корме тут же вспыхнули дополнительные посадочные огни, и, дав небольшой круг, сели без эксцессов.
Уже в ангаре, сняв спаскостюмы, техник сказал:
– Трепыхания всё это наши… Мне космос напоминает океан, где есть всякая мелюзга, рыбы, крупные рыбы и большие дядьки- киты, которые кушают планктон.
– И чего?
– Так вот, люди не планктон, они ещё меньше. И их не трогают, пока они не всплывают.
– Кто не трогает – инопланетяне?
– Фы-ы! Инопланетяне…
– Ого! Уж не высшие силы, типа парня с нимбом, то бишь Бога ты имеешь в виду?
– Типа того! И всё решено или предрешено за нас.
– Да ладно, прорвёмся! – Выполнив задание, майор чувствовал удовлетворённость и благодушие. – На всех планетах земного типа в этой Вселенной растут яблони.
И для бесшабашной вескости достал из кармана зеленоватую «семеренку», смачно надкусывая.
Оставленные… побитые и несчастные
«Инвинзибл» стоял на якорной стоянке в одной из более-менее защищённых от ветра бухт Южной Георгии, скособоченно застыв среди кашицы мелких льдин, осыпаемый то дождём, то мокрым снегом.
Корабль имел ужасный вид: опалённый корпус накренился пятиградусным креном на левый борт. В корме, куда пришёлся удар ракет, зияла отвратительная дыра. В районе миделя, где рванул «Гранит», борт получил неестественную выпуклость с местами рваных отверстий и трещин в металле, а палуба горбатилась изорванной розочкой, топорщась исковерканными палубными листами.
