посуди – с княгинею князь. Очена от того в силу большую войдет, еще больше нам помогать станет.
– То верно, – поправив съехавшую с плеча кучу лапника, задумчиво кивнул Гостой. – Только княгинюшку жалко – красивая.
– Очена тоже красивая, – Борич сдвинул брови. – Была красивой…
– И все равно. Брате, а можно ты с княгиней разделаешься… А я уж – с князем.
– Как знаешь, брате, как знаешь.
– Эй, хватит болтать! – прикрикнул подошедший сзади стражник. – И поторапливайтесь, давайте. А то вот как тресну по башке древком!
– Идем, идем, господине… – Оба брата закланялись. – Вот то-то! – довольно ухмыльнулся воин. – Смотрите у меня, изгои!
Невольники прибавили шагу и уже почти подошли к костру, когда вырвавшийся вперед Гостой вдруг обернулся:
– Брате, а зачем ты будешь в шатер загодя лазить? Есть там венец, нет ли… Все равно ведь бежать надо, так?
– Ну, так.
– Тогда вместе и пойдем. Сразу дело и сладим.
Баню самолично топил Кий-староста, летом – перевозчик, зимой – охотник, добытчик, посредник – не один бен Заргаза-купец Данпарстад надменный не жаловал. Хорошо истопилось, дым пахучий на стенах осел, в щели волоковые сизыми ручейками вытек. Накалились каменья – водичкой плеснешь из корца иль кваском – пар едва ль не глаза выест. Хороший парок, духовитый, под это дело Радомир-князь супружницу свою, на полке разложив, всю веничком березовым исхлестал, остатки хвори выгоняя. Хлестал да приговаривал:
– Вот тебе, чумной микроб, вот! Бойся!
– Кем-кем, любый, ты меня называешь?
Зачерпнув из ушата, князь окатил раскаленные каменья, помахал вениками, разгоняя пахучий пар. Усмехнулся:
– Не тебя – хворь твою, зельем выгнанную. Хильда хмыкнула, вытянулась:
– Саргане-вдовице – благодарствие. Не ее бы зелье, да не молитва бы… А ну-ка, еще похлещи, милый. Во-он там, на пояснице, чуть выше копчика.
Молодой человек и рад стараться, снова набросился, замахал со всем тщанием:
– Еще поддать ли?
– Давай немножко. Да квасу, квасу добавь!
Добрый оказался у Кия-старосты квас, забористый – на ягодках сушеных, на сухариках. Пить – одно удовольствие, да и в бане – плеснуть в каменку. Хорошо! Раскраснелась княгинюшка, разомлела, вся лежала довольная, да и Радомир радовался – не гадал, не чаял такое вот удовольствие получить – в баньке черной попариться. Спасибо Кию из Автлемарова рода. Сам староста их и встречал, баньку показывал, обстоятельный такой мужик, чернявый. Судя по виду, да по глазам прищуренным, в нем не только словенской да готской крови – и гуннской было немало намешано. Смуглый, на лицо приятный, волосы как смоль, плечи широченные, сам приземистый, да и ногами малость подкачал – кривоваты, видать, в дальнюю гуннскую родню.
Рад его сразу про родичей спросил, полюбопытствовал. Староста плечами пожал да еще больше прищурился, пояснил – средний брат, Щек, в том селении, что вверх по реке – тоже старостой, младший – Хорив (или – Хорунгв правильнее) – в нижнем течении деревней хозяйничал, да, была и сестра, Лыбедь, со старшим братом жила, покуда еще не пристроенная. Батюшка-то Киев знатным был воином, из древнего народа спалов, много жен имел, вот и все братья-сестры от разных: Кий – от гуннки, от ромейки – Щек, ХоривХорунгв – от готки, и от словенки – Лыбедь. Такой вот интернационал получился.
– Уф-ф! – спустившись с полка, Хильда выскочила в предбанник – перевести дух.
Запарив новую пару веников – на этот раз дубовых – Рад вышел вслед за супругой, уселся рядом на лавку, прислонившись спиною к бревенчатой стене. Пазы меж бревнами голубели мхом, прямо перед лавкою, на небольшом столике стоял плетеный жбан с кваском.
– Забористый! – выпив, похвалила княгиня. – Отец Ингравд, бывало, такой же настаивал, после потчевал паству. – Ой… – Хильда вдруг осеклась. – Ты что так смотришь?
– Славная ты у меня, – облизнувшись, молодой человек погладил супругу по плечу, – Голенькая, распаренная…
– Что ж мне, в одежде мыться?
– Как такую не любить?
Тут же дело и сладилось, юная женщина снова застонала, на этот раз не от пара – от любовных ласк. Заскрипела лавка, темно- голубые глаза готской красавицы закатились, тонкие руки сцепились на спине супруга…
– Ах…
