мгновенно переместился в квартиру родителей, в прихожую – такую знакомую, до малейшей царапины на обитой рейкой стене.
Это мы с отцом обивали, а потом покрывали лаком. Вернее – он, а я только помогал, держал планки. Как давно это было! Между стуком молотка по гвоздю и этой минутой – целая жизнь. Нахлынули воспоминания, и я едва не разревелся от нахлынувших чувств.
Быстро взял себя в руки и, аккуратно, тихо ступая по покрытому линолеумом полу, пошел туда, откуда доносился звук работающего телевизора.
Мама сидела в кресле, накрывшись пледом, смотрела в телевизор, или, скорее, над телевизором, остановившимся, мертвым взглядом. Она не спала, пребывая в состоянии то ли забытья, то ли глубоких раздумий.
О чем она думала? Возможно, о том, что ей никогда уже не придется увидеть своих внуков? Представляю, как ей сейчас тяжело!
В спальне раздавался храп отца. Он ложился рано и вставал рано – что меня всегда бесило. Только колхозники ложатся с зарей и встают с зарей, а мы все-таки «типа интеллигенты»! Можем ведь позволить себе поваляться подольше, хотя бы в воскресное утро?!
Отец всегда смеялся на мои возмущенные речи, но старался в выходные дни ходить потише и не греметь посудой. Что, впрочем, ему не очень-то и удавалось.
Итак, я дома. И вот как же мне тогда объявиться? А если маме станет плохо? Если сердце откажет? Ну – вот только представить – сын, которого похоронили… непонятно сколько времени назад (
И тут мама вдруг пошевелилась и тоненько всхлипнула:
– Петенька! Петенька, мой Петенька! Ну как же так, а? Как же так?!
У меня сердце оборвалось. Я попятился назад, опомнился и мгновенно сбежал в подпространство, прежде чем она что-то заметила. Нет, нельзя так! Я ее убью своим появлением!
Вот же свинство! Я дома и не могу показаться родителям! И не могу придумать, что мне делать!
Снова вышел в реальный мир, но уже в соседней… в моей комнате. Тут все осталось по-прежнему, будто я отсюда и не уходил. Книги, старенький музыкальный центр, тапочки. Да, мои старые, затертые тапочки ждали меня возле кровати! Мама всегда говорила, что если мне станет плохо – чтобы я ехал сюда, в свой дом, и меня всегда будет ждать моя уютная кровать и мои тапочки.
Я аккуратно, с наслаждением улегся на кровать, замер, заложив руки за голову. Хорошо! Будто и правда я никуда не уезжал и мне снова шестнадцать лет. Торопимся взрослеть… дураки! Какие мы в юности дураки!
Шаги. Отец. Медленно прошел на кухню, включил свет, загремел пододвигаемый табурет. Шумно пьет холодный чай с лимоном – из пивной кружки, ага. В нее влезает ровно литр, проверено! Много чаю можно навести!
Сидит на кухне, не уходит. Уснул?
Так что же делать, что? Вообще-то у отца крепкое сердце, никогда не жаловался. И вообще он мужик довольно резкий, чуждый мистики и всякой чертовщины. Всегда говорил, что не верит в экстрасенсов и всякую такую чушь. Если сейчас я выйду, сяду перед ним – что будет? Не поверит ведь! Решит, что кто-то забрался в дом, нарядился погибшим сыном!
Бритва Оккама, точно. Отрезай лишнее, мистическое! Самый правильный вывод – самый простой! И что тогда делать?
Да будь что будет! Я что, трушу?! А ведь трушу, точно! Боюсь!
Я рывком соскочил со скрипнувшей кровати, тихо, как и прежде, прошел в кухню. Отец сидел за столом, повесив голову, глядя в столешницу, а когда услышал мои шаги, головы не поднял и лишь тихо бросил:
– Не спится, мать? Ты бы поспала… убиваешь себя. Помрешь – я как без тебя буду жить, ты соображаешь? Прекрати…
Он поднял голову, осекся, и на его лице вначале проступила растерянность, потом необычайное изумление, а лицо побледнело как мел! Попытался что-то сказать, но я его остановил, стараясь, чтобы мой голос был хоть немного похож на голос того Пети Шишкина, который жил в этой квартире годы и годы назад:
– Пап, тише! Маму напугаешь! Я жив! Ну да, я жив! Это долгая история, и, возможно, ты в нее не захочешь верить, но все именно так – я жив вопреки всему! Помнишь, когда я уходил жить с Машкой, сказал, чтобы вы мои тапочки никуда не убирали? Чтобы они всегда ждали меня у кровати? Вот и дождались! Я жив, папа! Жив!
Отец зажмурил глаза, по щекам прокатились две слезы. Проморгался, выдохнул:
– Ты-ы… никто не знает про тапочки! Никто! Значит – это ты! Фффуухх… я уж думал, что спятил! Видения начались! Дай я тебя пощупаю, ну?!
