В субботу я прыгала на остановке и мёрзла. Гош опаздывал. Телефон зазвонил в тот момент, когда поездка на общественном транспорте перестала казаться чем-то обременительным.
– Лена, ты где? – спросил Влад.
Я объяснила и, не удержавшись, пожаловалась:
– Гош что-то задерживается.
– Могу быть через полчаса, – сразу предложил друг, – отвезу в лучшем виде.
– У тебя же занятия.
– Перенесём. Тебе давно пора развеяться.
Вот поэтому я предпочитаю Гоша всем остальным, он не старается меня развлечь.
– Спасибо, доберусь сама. Поезда в столицу каждый час ходят.
– Ага. Если что, звони.
– Ладно, – я захлопнула телефон.
Довела своей хандрой, друзья уже считают, что меня ни на шаг без присмотра отпустить нельзя.
Гош приехал, когда я, потеряв терпение, ловила маршрутку в надежде поскорей оказаться на вокзале.
– Извини, – улыбнулся парень, – еле вырвался. На работе все словно с ума посходили.
Об «историческом» открытии мемориальной таблички Нирры Артаховой псионники были оповещены в первую очередь. Но Гош в роли официального представителя, видимо, устроил не всех.
Заславль встретил нас изморозью и колючим ветром. Судя по размерам скрытого под сырой тряпкой прямоугольника, мрамора «на вечную память» не пожалели. У дома крутились два десятка неопределяемых лиц, в новеньких костюмах, с десяток журналистов устанавливали и проверяли аппаратуру. Нам досталась пара фотовспышек и одна блондинистая особа с ногами «от ушей», удлинёнными грандиозными шпильками. Без преувеличения скажу, что я дышала девушке в пупок.
– Это ваш друг? – сунула она мне микрофон.
– Табличка там, – указал Гош.
– Точно. И она никуда не убежит, – сходить с заданного курса блондинка не собиралась. – Так это ваш друг?
Я посмотрела на парня, любой ответ может обидеть.
– Послушайте, я ж не императорские тайны выпытываю, – с улыбкой сказала девушка. – Давайте договоримся, одно интервью, и только то, что вы сами захотите сказать, – доброжелательные нотки в её голосе заставили меня заколебаться, она это уловила мгновенно, как охотничья собака, – либо так, либо придётся мусолить слухи «из источников, близких семье Артаховых». Репортаж будет в любом случае.
От дальнейших уговоров меня спасли прибывшие высокие чины.
– После, – шепнула блондинка и унеслась.
Вслед за машинами чиновников к дому подкатил микроавтобус, из которого деятельные ребята вытащили складные столики, скатерти, бокалы, тарелки и всё, что полагается для нормального фуршета на свежем воздухе. Мэр и ректор давали интервью, в основном, разглагольствуя о роли бабушки в становлении пси-науки и службы контроля. И то, и другое стояло задолго до вступления Нирры в должность и, дай бог, простоит ещё дольше. Послушать обоих, они были ей чуть ли не лучшими друзьями и наставниками. Притом что бабушка была старше и терпеть не могла обоих.
Илья, к сожалению, так и не появился. В последнее время он меня чуть ли не избегал. Сменил сотовый, а дома отвечала тётя Сима. Он даже на похороны родителей не приехал.
Обо мне вспомнили в момент торжественного открытия доски, то есть сдёргивания тряпки. Вместе с мэром мы потянули за уголки, явив наконец миру мраморного монстра с полметра длиной. Табличку украшала красная розетка, имитирующая орден за заслуги перед империей. Кружок напоминал значок победителя на собачьей выставке.
Открыли табличку и шампанское, неизвестно, что вызвало больше воодушевления. Ребята, что накрывали на стол, разнесли напитки гостям, высоким чинам – в высоких бокалах, тем, кто попроще, – в пластиковых стаканчиках.
О журналистке я как-то забыла, но не она обо мне.
– Алленария, – крикнула девушка, оператор лихо, как водку, опрокинул в себя шампанское и поспешил за ней, на ходу вскидывая камеру. – Три минуты, – попросила журналистка, состроив жалобную физиономию, – и личной жизни не касаемся. А?
– Давайте, – согласилась я.
Тут же, повинуясь жесту блондинки, появились ещё девушки, одна припудрила мне лицо, вторая всучила бокал.
– Каково это – быть внучкой Нирры Артаховой?
