В больнице всё затихло, дежурный персонал предпочитал проводить время в подсобках или специальных комнатах отдыха. Лишь старушка-техничка вяло возила замусоленной тряпкой по полу. Она бросила на нас короткий взгляд исподлобья – жадный, какой-то болезненно любопытный. Я замедлила шаг.
Разве в такой час убираются? Невролога, обследовавшего меня, и то пришлось ждать минут сорок, пока он выбрался из тёплой постели в холодную ночь. А тут такое рвение.
Если бы я была одна, то, отвернувшись, прошла бы мимо. Если бы я была одна, то выбросила бы неприятный инцидент из головы через пять минут. Женщина наверняка устала мыть проклятый пол, по которому ходят все, кому не лень, прямо в уличной обуви, не успеешь закончить, как надо всё начинать сначала, а платят копейки… если бы я была одна.
Демону не требовались выдуманные объяснения. Чутье псионника или что-то иное – интуиция, наитие – не позволили отмахнуться от странной уборщицы.
– Где мы можем поговорить? – спросил он, рывком вытаскивая из её рук швабру.
И ни одного вопроса или протеста не услышал.
Подсобка была узкой, как пенал, тесной, но обжитой. Кушетка, накрытая покрывалом, табурет, стул с висящей на спинке одеждой, маленький трёхногий столик, электрический чайник, пузатая сахарница, немытые кружки и стены, обклеенные цветными плакатами. Весёлые незнакомые лица смотрели со всех сторон. Ощущение – будто находишься в зрительном зале. Мне здесь не нравилось, сильно не нравилось.
Женщина тяжело опустилась на стул и нажала на кнопку чайника. По-моему, она собралась напоить нас чаем, словно в этом визите нет ничего необычного. Никто из нас не нарушил молчания ни пока мы шли, ни теперь, когда руки с узлами выпирающих вен, звякая посудой, разливали кипяток и, подрагивая, пересыпали слипшийся в комки сахар. Ей нужно было время, чтобы собраться с силами.
– Угощайтесь, – глухо откашлявшись, предложила она.
Дмитрий не шевельнулся, как стоял посреди комнаты-кладовки, практически перегораживая путь к выходу, так и остался стоять. Я присела на край стула и пододвинула ближайшую чашку.
– Вы меня знаете? – выпалила я, не в силах больше переносить молчание.
Она посмотрела на меня вскользь, как на неодушевлённый предмет.
– Нет.
– Как вас зовут? – псионник достал листок, изъятый у главврача, и пробежал глазами список.
– Тома… Афанасьева Томария Павловна.
В отличие от Вселорава, прячущего камень разума под одеждой, кристалл старухи висел поверх синего рабочего халата, да не один. Кад-арт – яркий, кроваво-красный камень. Мало того, рядом висел вид-арт, камень сердца – прозрачный бледно-жёлтый пятигранник, хранитель любви и семейного счастья. Не часто человеку отвечают взаимностью два камня: разум и сердце. Но ещё более редко из сада камней уносят комплект из трёх, к двум первым добавляется камень души – сем-аш.
Как у меня. Камни, про которые Дмитрий спрашивал у Нирры. Те, что уронили шкатулку во время атаки блуждающего.
На жизнь человека количество кристаллов никак не влияет. Можно счастливо прожить и с одним кад-артом. Все камни с чипами и совершенно одинаковой информацией. Вид-арт, по сути дела, нужен лишь при заключении брака, для проверки на совместимость, поэтому камень сердца хранят родители и передают истинному владельцу перед свадьбой, как и сем-аш, камень души. К его помощи прибегают не при столь радостном событии – на похоронах. Они полезны, но не обязательны.
– Пять лет назад вы вышли на пенсию, – Демон наконец нашёл её имя в списке.
– Вышла, – согласилась женщина, – а потом снова пришла. Ты на бумажки-то не смотри. Не оформлена я. На пенсию не больно проживёшь, вот и кручусь как могу.
– И сейчас решили, что пришло время поговорить со специалистом, – даже для меня эта фраза прозвучала издевательски.
– Это вы решили, – женщина неопределённо качнула головой.
– Не мы поджидали вас в коридоре поздней ночью, изображая трудовой подвиг, – похоже, Станин не испытывал никакого уважения ни к неожиданной собеседнице, ни к её возрасту. Он умел допрашивать так, словно делал вам великое одолжение.
Женщина перевела взгляд на какое-то из многочисленных лиц за моей спиной.
– Вы присутствовали при рождении Алленарии Артаховой? – задал следующий вопрос Демон.
Я обхватила холодными пальцами кружку с выщербленными краями, пытаясь согреть руки об остывающий напиток. Странно слышать о себе в третьем лице, словно меня здесь нет.
– Моя смена была, – старуха пожевала губами. – Не думала, что когда-нибудь расскажу это, но… Когда я услышала, какие
