документы затребовал главный и для кого, поняла: неприятностей не избежать. История болезни ведь не сейчас пропала, а ещё тогда, сразу как роженицу выписали. Как её?
– Златорианна, – прошептала я.
– Во-во, кто же не знает Артаховых. Такой переполох тут устроили, когда её привезли, самого Николаича с постели подняли. Он тогда замом был, а уж врачом каким… м-м-м, от Бога.
– Девочки родились здоровыми? – Демон сел на кушетку, перестав подавляюще нависать над старухой.
– Да. Пятьдесят два сантиметра, три килограмма сто пятьдесят граммов. Девочка. Одна.
Самое интересное, что вопрос псионника её ничуть не удивил.
– Вы в медицине разбираетесь? – неожиданно спросила бабка.
– Нет.
– Тогда объясню попроще. Были осложнения. У девочки пальчик на правой руке прирос к стенке матки. Мизинец. Так что девочка родилась без него.
Мне не надо было смотреть на свои пальцы, чтобы убедиться – все они на месте.
– К сожалению, это уже не имеет значения. Девочка не пережила своей первой ночи, – посетовала старуха.
Теперь уже мне было страшно поднять глаза. Зачем? Я же умерла. Не пережила своей первой ночи. Как просто и страшно звучали её слова. Словно перед ней не человек, а досадная ошибка природы, которая, осознав это, растворится в воздухе, как призрак.
– Дальше, – скомандовал Дмитрий, когда бабка замолчала.
– Дальше… дальше, – она замялась, – так всё.
– Не пойдёт. От чего умерла девочка?
– Внезапная детская смерть.
– А на самом деле?
– Не знаю, – протянула она, но увидев, как нахмурился Демон, торопливо заверила: – Не пустили меня. Уж чего там могло случиться? Виданное ли дело: врачи сами полы в палате намывали да простыни меняли!
– Родителям сообщили?
– Матери нет, она спала. Отца долго искали, уехал он. Не в больнице же ночевать.
– Нашли?
– Наверное. Видела, как его в ординаторской коньяком отпаивали, – старуха поджала губы.
– Так плох был?
– Знамо дело, ребятёнок умер. Мужика трясло всего, слова сказать не мог.
– Что потом?
– Ничего, – махнула она рукой. – Сменилась поутру. График у нас сутки через двое, плюс у меня ещё отгулы были не использованы. Когда вернулась, их уже выписали.
– Отгулы зачем взяли?
– Николаич велел. Мол, ночь и так тяжёлая, – уборщица поморщилась, доводы звучали неубедительно.
Я сама не понимала, почему до сих пор сижу и слушаю всё это. Какое мне дело до графиков, отгулов и всего остального? Меня же нет. В голове установилась гулкая пустота, слова распадались на громкие и какие-то чистые звуки.
– Николаич – это Мартиниан Николаевич Страдинов, заместитель главного врача, подписавший справку о смерти девочки? – Демон сверился со списком.
– Ага. Только Мартинианом его никто не звал, а сократить до Марти не решались. Несолидно.
– Почему вы решили всё рассказать? – вернулся к своему первому вопросу псионник. – Почему именно нам? Почему сейчас?
– А кому? – усмехнулась старуха.
– Журналистам, – предложил Дмитрий, а я вздрогнула, вот уж кто бы порадовался известию, что внучка Нирры Артаховой умерла в младенчестве.
– Журналистам, – женщина попробовала это слово на вкус. – Думала я об этом, денег бы опять же заработала. Жаль, багажник к гробу не приделаешь, а так хоть уйду спокойно, без долгов.
– Тогда почему только сейчас, столько лет прошло?
– Да потому что я не дура, – начала раздражаться старуха. – Думаешь, я не понимала, чем для меня это обернётся? Сам знаешь, сколько врачей от псионников зависит, а уж от Нирры Артаховой…
