– Но не меня, как остальные. Сначала она разговаривала нормально. Почти, – Дмитрий нахмурился. – Она увидела тебя. Жаль, не удалось её допросить. Тебя узнали. Или не тебя. Кого-то ты ей напомнила, кого-то, кто не мог прийти. Или мог, но не в живом теле. Думаю, они видели блуждающую. Лена, ты не похожа ни на одного из родителей.
Надо было возразить, родители часто говорили, что характер у меня папин, а внешность мамина, но я не смогла.
– В обители не держат фотографий, и всё это, конечно, вилами на воде писано, но другого объяснения нет.
– Поехали в Палисад, – попросила я, – пожалуйста. Хочу к родителям.
Эта ночь не стала ни переломной, ни судьбоносной. Мне удалось остаться собой. Две руки, две ноги, голова. Возможно, что-то надломилось глубоко внутри, куда я ещё не готова была заглянуть. Но я это я, Алленария Артахова. Запомнилось отчаянное желание закрыть глаза и отмотать всё назад, как фильм, представить, что ничего не было.
Стоило взять маму за руку, как всё встало на свои места. Этими руками она мазала зелёнкой разбитые коленки, гладила и прижимала к себе, когда мне нездоровилось. Отец учил читать, писать и плавать, последнее безуспешно. Помню, в каком шоке они были, когда, вернувшись из летнего лагеря, я продемонстрировала свою новую причёску – короткую рваную чёлку, выкрашенную в красный цвет. Тысячи воспоминаний, которые есть в жизни каждой семьи, пронеслись перед глазами. Родители всегда были рядом, пусть не всегда понятные, иногда занудные, но МОИ.
Стоило разобраться в себе и принять решение, не бывшее ни простым, ни лёгким, но единственно верным, стало легче. Я уснула на кушетке, которую сердобольные медсестры принесли в палату, когда увидели, как посетительница клюёт носом.
Утром ничего нового о состоянии родителей врачи сказать не могли. Говорили много, но понятным было едва ли слово из пяти. Ехать куда-то, даже в Вороховку, не было ни малейшего желания, вправить мозги было некому, и я всё больше склонялась к мысли остаться в больнице.
Вмешалась, как обычно, бабушка.
– Да, – ответила я на звонок.
– Алленария, – хрипота из её голоса так и не исчезла.
– Как себя чувствуешь? – зная, как она относится к таким вопросам, я всё же не могла не спросить.
– Так же, как и неделю назад, – отрезала Нирра. – Станин рядом?
– Ну да, только… – очень хотелось её спросить, хотелось узнать, что же произошло в ночь моего рождения, несмотря на то, что услышать ответ было до безумия страшно.
– Дай ему трубку, – перебила она.
– Э-э… он не совсем рядом… подожди, – я вышла из палаты.
– Где вы? – подозрительно спросила бабушка.
– В Палисаде.
– Ясно. Опять слезы льёшь. Кого жалко больше: их или себя? – настроение Нирры не улучшилось.
– Себя, – призналась я.
– То-то.
Я спустилась на первый этаж. Выход на стоянку через коридор направо. Псионник должен быть где-то поблизости от автомобиля.
– Мне долго ждать? – проворчала бабушка.
Двойные грязно-зелёные двери на улицу.
– Лена?
Асфальтовая парковка прямо перед входом была, низенькое железное ограждение тоже, чахлые кустики всё так же росли на куцем газоне. Два автомобиля замерли у дальнего края. Машины Дмитрия не было.
– Алленария!
Я повертела головой.
– Бабушка, ты не могла бы перезвонить?
– Нет, не могла бы, – Нирра вздохнула и скомандовала: – Приезжайте. Найди парня и сразу сюда.
– Но…
– Не перебивай. У меня здесь три дела из архива, аналогичных твоему. Блуждающие не в первый раз преодолевают привязку. Всё поняла?
– Может, ты сама вернёшься? У нас тоже есть что рассказать.
– Ленка, – попеняла бабушка, – не наводи на грех. Кто мне такие документы даст вывезти? Дела проходят по закрытой
