Нас доставили во дворец, выдали по кувшину успокоительного, расселили по покоям, оставили одних.
Я переоделась, одежда пахла тем самым сладковатым запахом, что чуть не свел меня с ума. Легла. Закрыла глаза. В темноте вспыхнул белый огонь, бледное лицо Джулианы, испуганное — Луизы и невозмутимое, как у каменной статуи, — герцогини Борнмут. Зазвучали голоса:
— Ничего не выходит!
— Сюда бы мага воды… Жаль, что вы обе — воздух…
— А вы?
— Огонь… Слабенький совсем. И тот мне не подчиняется…
Мой собственный отчаянный шепот:
— Пожалуйста! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше некому мне помочь… Пожалуйста!
— Помогите! Пожалуйста… помогите!
Визг тормозов, полицейская сирена, огни «Скорой помощи», голоса… Лицо герцогини Рэймской, ее длинные, тонкие пальцы. Боль, которая отступает, Пашкин крик…
— Зачем вам такой мужчина?
Холодно… Серый туман становится голубым, затем темно-синим. Красиво. Кто-то берет меня за руку — я чувствую холод…
Пламя! Белое пламя лижет мне руку — больно… Горячо и нестерпимо больно. Сладковатый запах. Портрет, который написала Джулиана. Смуглая кожа, темные глаза и синий камень в перстне на руке…
— Ричард! — заорала я и проснулась.
Рядом никого не было. И я поняла, что не могу. Не могу оставаться одна. Не в этот вечер.
Встретились мы все в коридоре в одно и то же время. Я и мама, Наташа и Джулиана. Луиза и герцогиня Борнмут. Посмотрели друг на друга. И пошли ко мне в гостиную.
Наташа уселась возле камина и мрачно уставилась на огонь. На коленях бесформенной желтой кучкой лежало забытое вязание. Джулиана что-то рисовала углем в блокноте, с которым не расставалась, кажется, никогда.
— Может, напьемся? — предложила мама.
— Хотя бы успокоительных, — покачала головой беременная писательница. — Мне нельзя. Но очень, очень хочется…
— Значит, и нам нельзя. Из солидарности, — покачала головой я.
— Почему нет? — удивленно посмотрела на меня Наташа. — И я бы полглотка вина сделала. Какого-нибудь хорошего, красного.
— Жаль, что я в местных винах ничего не понимаю, — вздохнула я. — Можно было бы проконсультироваться у милорда Милфорда, но беспокоить его не хочется.
— Можно спросить у меня, — робко предложила Джулиана.
— В вас масса талантов, — улыбнулась ей мама.
— Именно так, — решительно кивнула знаток местных вин.
Я вызвала господина Хормса, который изо всех сил старался общаться исключительно с герцогиней Борнмут. Видимо, счел ее достойной. Я, как обычно, не обращала внимания на его пренебрежение, скрытое неискренним почтением. Просто распорядилась принести ужин, а Джулиана вступила с ним в увлекательнейшую для них двоих дискуссию по поводу винной карты.
— Сразу видно настоящую леди из Южной провинции! — с искренним восторгом поклонился Джулиане распорядитель и удалился.
Ну, наконец-то управителю хоть кто-то понравился!
Художница грустно улыбнулась:
— Иной раз я думаю, что излишние таланты для женщины — многие скорби. Хорошенькие дурочки живут и беззаботнее, и счастливее.
— Увы! — рассмеялась и Наташа. — Я тоже порой так думаю.
— Ой, девочки! Бросьте стенать. Молодые, красивые — счастье вас еще найдет. Главное — от него не отбиваться. — И маменька выразительно посмотрела на меня.
— Мама… — скривилась я.
Наконец нам доставили вино и закуску.
