Исламисты потеряли силу, но война не закончилась, а «Домостроителей» так и остается осажденной крепостью. И останется, пока колонны держат тяжесть бетонного свода, грунта и асфальта над ним.
А люди выдержат. Что бы с ними ни случалось, всегда выдерживали.
Потому что если не ради своего выживания, то ради выживания своих детей человек готов на все.
Илья задумчиво посмотрел на своих воспитанников и подумал, что хотел бы преподнести им мир в том виде, в котором когда-то давно ему объяснили мир родители, родственники, воспитатели и учителя.
– Только, увы, мир теперь загажен и слишком опасен для вас, – едва заметно пошевелил губами инвалид и улыбнулся, отведя взгляд.
Но другого у человечества попросту нет. А это значит – нужно работать с тем, что имеется в наличии.
Девушка неуклюже отстучала по клавиатуре код пальцами в толстых перчатках защитного костюма. Покрытая толстым слоем пыли консоль пискнула, принимая пароль, и над гигантской гермодверью, в несколько раз больше тех, что устанавливались в переходах, загорелась красная лампа.
Не важно – рассказал бы мародер кому-то о бункере или предпочел бы промолчать, все равно никто не смог бы пробраться внутрь без правильного пароля. Да хоть рви эту дверь – ничего не выйдет, скорее потолок на себя обрушишь.
С другой стороны, дикари могли попытаться замуровать жителей этого бункера, хотя и эта попытка была обречена на провал: мощный электрический привод справился бы с бетонной пробкой. К тому же кто вообще мог подумать, что это – единственный выход из бункера?
Карина возвращалась домой, возвращалась с пониманием того, что ее задача выполнена, причем выполнена на все сто процентов: расклад сил в городе ясен; тем, что не удалось увидеть своими глазами, щедро поделились собеседники из числа людей, живущих на «Домостроителей». Разговорить их было просто: нужно только делать восторженные глаза и задавать наводящие вопросы.
Поистине триумфальное возвращение первого отправленного к дикарям разведчика. Так почему же при мыслях о мародере, пропавшем наверху, становится так горько и слезы сами собой наворачиваются на глаза?
А если бы он вернулся? Смогла бы она забыть обо всем: о своей миссии, о мертвых родителях, послать к черту спокойную жизнь в комфортабельных условиях бункера, которая теперь, после всего, что ей пришлось увидеть, казалась поистине райской?
Остаться с ним, ждать его возвращения из рейдов на поверхность, куда он наверняка стал бы убегать от семейных проблем, найти общий язык с забитыми и бледными женщинами, живущими в переходе, а потом в перспективе, может быть, даже родить мародеру детей.
Если бы он, конечно, не струсил и решился на все это. Если бы смог отогнать, наконец, преследующий его призрак погибшей жены.
Хотя кто вообще знает, что у него на уме было? Иногда девушке казалось, что мародер сам не вполне понимает этого.
– Не знаю, жив ты или нет, Нель… – прошептала Карина, наблюдая за лениво ползущими в разные стороны створками гермоворот. – Но…
Самой маленькой из них – Юле – едва исполнилось четыре. Она уже хорошо ходила и достаточно бойко разговаривала, к тому же, как любая четырехлетняя малышка, с первого взгляда могла расположить к себе.
Было в маленьких детях какое-то необъяснимое обаяние, Карина заметила его, когда ей приходилось возиться с младшей группой. Она же и придумала использовать это.
Дорогу малышке преградил один из двоих бойцов, охранявших арсенал.
Никому не могло и в голову прийти, что кто-то покусится на его сохранность. Врагов снаружи никто не ждал, а врагов внутренних считали истребленными шесть лет назад. Поэтому и поставили на охрану арсенала всего двоих.
А чего плохого можно ждать от четырехлетней девочки?
– Ты чего тут, малышка? – раздался в ярко освещенном коридоре голос, в котором не было ни малейших признаков враждебности. – Заблудилась?
– Я… – потупив глазки, произнесла Юля. – Я в туалет шла и не туда свернула…
Туалет находился там же, где и спальни младшей группы, на уровень ниже.
Однако ничего удивительно в этом охранник не нашел. Он медленно присел на корточки, наклонился к девчушке и принялся
