– Ни одна тварь в ночи не орет, – сообщаю товарищу.
– Точно! – после небольшой паузы признает Чапай.
Мост совсем рядом. Мы попадаем в область холодного воздуха. И уже слышно, как журчит вода, обтекая опоры. На той стороне темнеет рощица – дорога разрезает ее пополам. Шоссе на мосту сужается, протискиваясь между отбойниками. Мы с напарником тоже неосознанно сдвигаемся друг к другу.
Чапай оборачивается и тут же, вякнув что-то панически-нечленораздельное, вскидывает дробовик. Я автоматически встаю спиной к его спине и навожу ствол на темноту. Сероватая полоса шоссе теряется в ночи. Там ничего не видно.
– Ты чего? – бросаю, не глядя.
– Они здесь! – шепчет Чапай.
У него ПНВ, и он что-то видит.
– Кто они?
– Твари.
До боли в глазах буравлю темноту. На самой грани восприятия удается разглядеть какие-то двигающиеся тени. Странно, но я не испытываю почти никакого страха. Намного сильнее меня сейчас беспокоит, что пока мы стоим – она уходит все дальше.
– Сколько их?
– Все! – сдавленно заявляет Чапай.
Мы стоим, замерев перед мостом. А она все дальше и дальше. Что будет, если она сейчас свернет с дороги куда-нибудь в сторону?
– Что делаем? – спрашиваю напарника. – Чего не шмаляешь?
– Тут и пулемет не поможет.
– У меня амулет! – напоминаю Чапаю. – Они нас не тронут.
– Уверен?
– Во всяком случае, пока не тронули. Пошли.
Но Чапай не может сдвинуться с места. Все его сталкерские инстинкты противятся этому. Я его прекрасно понимаю. На самом деле, я сейчас понимаю его намного лучше, чем себя. Потому что от себя такого пренебрежения к опасности я никак не ожидал. Может быть, потому что я не вижу, кто там в темноте? Как будто просто отключили часть эмоций. Зато другую часть усилили: чем дальше она уходит, тем больше меня охватывает паника.
– Пошли!
Я хватаю Чапая за разгрузку и волоку за собой. Первое время он пятится задом, продолжая целиться в ночь. Спотыкается через шаг, пару раз чуть не падает, но все еще грозит темноте стволом.
– Быстрее! Быстрее! Не нужен ты им.
– Да как не нужен! Хрен ли они за нами тащатся тогда?
Я перехожу на бег, и ему волей-неволей приходится развернуться, чтобы не упасть.
Асфальт заканчивается, под ногами хрустит раскрошившийся бетон. В ночи он кажется совсем белым. Из-под слоя каменной крошки торчат черные жилы арматуры, как вены сквозь кожу утопленника. Чапай постоянно оборачивается, матерясь сквозь зубы, зачерпывает берцами щебень.
– Хватит! – Мне надоело тащить его почти что волоком.
– Какой хватит! Там, по ходу, вся Зона. Некоторых уродов я и не видел ни разу!
Я останавливаюсь, поворачиваю его к себе, встряхиваю за плечи.
– Не нападут! Сто раз бы уже напали!
Шумит внизу река, сухо трещат шаги. Пахнет тиной и сырой ржавчиной. Внизу раздается всплеск – то ли камень сорвался, то ли рыба прыгнула. Любой шум здесь звучит как-то очень четко, резко, не растекается в стороны, а будто бы зависает над дорогой. На той стороне шипит под ветром рощица. Колко светят звезды, мерцают над головой. Месяц, зацепившись рогом за край горизонта, из последних сил держится на небе.
Чапая наконец-то отпускает. Он подхватывает ритм, мы бегом преодолеваем последние метры моста. Испытываю облегчение, что под ногами больше ничего не шуршит и не трескается. Но это продолжается недолго: сзади поднимается еще больший хруст – Зона следует по пятам. Чапай снова разворачивается.
– Отставить! – дергаю его за ствол обратно.
Ее нет, дорога пуста. Пока мы там крутились – упустили! Но тут же я понимаю, где ее искать. Не то чтобы понимаю… скорее
