подлечить свои нервишки ромом. Отдающее душком тряпье сушить я не стал, просто скинул его в опускающийся на землю «компрессор», где оно тут же превратились в малюсенькую темно-серую бусинку. Сорить в Зоне – плохая примета, это как неуважение к ней, все равно что на родную землю харкать. Поэтому я всегда утилизировал свой мусор в разных подходящих аномалиях. Может быть, за это Зона и благодарила меня неизменным везением. И что бы со мной здесь ни случалось, я выживал всегда и в любых ситуациях. А большего везения, чем год за годом выживать в Зоне Три-Восемь, и пожелать наглости не хватит.
Когда я стал в хвост отряда, а сам отряд потянулся змейкой к хребту, план дальнейших действий уже отчасти выработался. Моя злоба переросла в такой себе остро-сладкий азарт. В конце концов, наконец-то мне встретился в Зоне достойный противник. К тому же мне еще ни разу за все время не выпадал такой уникальный шанс – казнить клиента два раза. И вот интересно, что для лешего будет более болезненно – распил его тела колечками или медленное прогорание в костре? А может, отдать его на съедение короедам-светлячкам? В любом случае этому существу нужно было уделить много времени и потратить немало ресурсов. Но ни того, ни другого в нужном количестве у меня сейчас не было. Из этого я и исходил при составлении плана. Оставалось лишь надеяться, что леший восстановится быстро и сможет догнать меня хотя бы в ущелье. Там я ему и подготовлю сюрприз.
А пока нужно было глядеть в оба, держать наготове оружие и не отставать сильно от основных сил. Более чем уверен, что Паскаль в новом своем обличье с самого выхода преследовал наш отряд, а напасть решился лишь тогда, когда я отделился от группы. Поступил он, конечно, рассудительно, но ведь даже на этом я могу сыграть. Жизнь в Зоне научила меня использовать не только уязвимые места противника, но и сильные его стороны, причем против него же самого. А потому подставлюсь под удар в том месте, где мне это будет выгоднее.
Утес остался далеко позади, лес поредел, старые потрепанные аномалиями сосны сменились колючим кустарником и низенькими лиственницами. Здесь можно было ожидать нападения крупных и средних стайных хищников. Все шли наготове: еще ни разу не было такого, чтобы какая-нибудь голодная стайка не испытала здесь свою удачу.
Разумеется, одолеть такой многочисленный отряд опытных ходоков шансов не было, но местное зверье хорошо изучило человеческие повадки и знало, что нападать на людей имеет смысл в любом случае. Стоит только внезапно атаковать из засады и после этого молниеносно отступить, как «человеческая стая», превосходящая по силам любую здешнюю, не станет долго возиться с ранеными и обязательно сбросит где-то в укромном местечке хоть одного своего обессиленного сородича. А там уже можно взять в осаду превосходящими силами умирающее двуногое и ждать момента, когда оно уснет или потеряет сознание от своих ран.
Вот только сегодня мне эти атаки совершенно не грозили. Здешние твари всегда устраивали засаду на пути следования отряда, а потому их атака приходилась исключительно на авангард. А нам с Молчуном весь дневной переход предстояло плестись в самом хвосте. Тут неожиданной атаки при всем желании не организуешь. И мне стоило бояться только нападения Паскаля.
Сама мысль об этой жуткой смеси человека и деревяшки заставила нервно передернуться и ускорить шаг. Молчун немного отстал, а я чуть ближе подтянулся к толпе ходоков. Именно в этот момент я заметил, как несколько бродяг начали о чем-то перешептываться. Они остановились и отделились от основной группы. Я поравнялся с ними и тоже остановился.
– Что там такое, Гончар? – спросил я, глянув в ту сторону, куда указывал один из сталкеров.
– Тише, не ори, Бурый, – тут же шикнул на меня бродяга.
– Так и не ору.
– Вот и не ори, – прошипел и его товарищ, – нафиг нам лишние рты.
Я присмотрелся и заметил то, что привлекло внимание этих двоих. Чуть поодаль в кустах виднелись останки. Когда-то это был или очень маленький торговый караван, или какая-то отколовшаяся от основного отряда группка. Я насчитал всего двух износчиков с огромнейшими рюкзаками и троих вооруженных охранников. Все они были мертвы. И если износчики, растянувшиеся на своих вскрытых баулах, были целыми и лишь исхудавшими на вид, то от их сопровождения, валяющегося рядом, остались лишь обугленные кости. Видимо, Гончар и его дружбан Ромчик-Матросик пускали слюни на набитые аномальными сельскохозяйственными культурами рюкзаки, лежащие в самом центре этой «инсталляции смерти». Большую часть товара кто-то рассыпал. Это была розовая конопля – самый рядовой наркотик, выращиваемый на аномальных полях. Но внутри брезентовых мешков вполне могли оказаться очень редкие и ценные для сталкеров сорта «атомного риса», которые не всякие бродяги могли себе позволить купить.
– Оно вам надо? – спросил я, пытаясь отговорить их от необдуманных действий, и тут же пожалел.
Я вдруг понял причину, из-за которой трое из каравана погибли на месте, а еще двое предпочли медленную мучительную смерть. И если этих двоих постигнет та же участь, то так тому и быть. Это Зона, тут везде ее промысел. Да и мне, в конечном счете, работы поубавится.
