среде его обитания жрать особо нечего, то ли дело на поверхности. В связи с этим у мутанта выработался весьма любопытный образ жизни и способ питания.
Из безопасного подземного гнездышка создание выпускает на поверхность свой особый пищеварительный орган, который по внешнему виду ничем не отличается от мелкой дикой яблони. Все дерево – это одна большая железа, которая вырабатывает желудочный сок и запаковывает его в своеобразные живые контейнеры, также ничем не отличимые от древесных плодов. Вот только химический состав этих «яблочек» куда более сложный, чем у обычного фрукта.
Попадая в тело, ферменты дендроарахнида быстро пропитывают жертву, а затем, преобразуясь в активные токсины, начинают переваривать ее изнутри. Из-за чего от плоти начинает исходить очень тонкий сладкий запах, похожий на аромат яблок. У «паучьей яблони» нет зубов, и просто так взять и сожрать кого-то она не способна. В этом мутант похож на обычного паука: он ждет, пока жертва переварится. Вот только процесс такого пищеварения занимает несколько дней. И все это время, пока «приболевшая» жертва перемещается по Зоне, «паучья яблоня» идет за ней по едва уловимому специфическому запаху. В конце концов ничего не подозревающий человек ложится спать и где-то на вторые сутки, после активной фазы внутреннего разложения, превращается в кожаный кокон с питательным супом внутри, который и высасывает своими хоботками-корешками дендроарахнид.
Подобный процесс пищеварения необратим, и человека уже можно считать покойником, как только он слопает хотя бы одно подобное «яблочко».
– Твою ж душу! – ругнулся кто-то из бродяг. – Как же это мы недосмотрели?!
– Думаете, кранты?.. – поинтересовался кто-то из совсем наивных.
– Смотри. – Колька Беззубый наклонился над Петрухой и кольнул его белесое распухшее лицо кончиком ножа; из отверстия брызнула желтовато-зеленая жижа. – Они внутри уже все такие. Спеклись малыши. Интересно, как они эту хрень подцепили?
И в этот момент меня вдруг посетила одна светлая мысль. Нет, мысль, конечно, была беспросветно темная, но она мне подсказала, как прямо сейчас и без каких-либо негативных для себя последствий замочить еще одно тело из нашего отряда смертничков. Я отыскал взглядом в толпе Кольку Бубна, подскочил к нему и взметнул свой автомат.
– Ах ты ж сука! – Ствол «калаша» уперся ему в грудь. – Это ты, тварь, их этим говном накормил! Я видел, как ты на прошлой стоянке себе в карман этой дряни нарвал! Или будешь отрицать?! Еще и мне, скотина, пытался всучить эти «яблочки»!
– Точно! – выкрикнул кто-то из толпы. – И мне он эту хрень подсовывал, а потом съехал, мол, это шутка у него такая.
– И со мной от так же «шутил», – отозвался еще один бродяга.
– И мне подсовывал… – Все пацаны подняли свои стволы и наставили их на побледневшего от страха Кольку.
– И мне тоже… И я их съел… – пробубнил дрожащими губами молодой сталкер с погонялом Мясо. – Но я не знал, что это такое. Я думал, это просто яблоки!
– Придурок, – рявкнул Замполит, – где ты в Зоне обычные яблоки видел? Их сюда никто не поставляет! Даже я не закупаю! А если кто и завозит, то стоят они столько, что ты себе такой деликатес и позволить-то не сможешь!
– Так что же это получается? – Молодого сталкера затрясло. – И я тоже скоро на гной изойду?!
– И ты тоже… – кивнул я. – Это неизлечимо. От слова «вообще».
Обреченный пацан внезапно сорвал с пояса обыкновенную солдатскую саперку и налетел на Кольку. Исступленно размахивая лопаткой и воя от злости, он принялся крошить своего убийцу так быстро и неистово, что никто даже не попытался остановить его. Все лишь рты разинули и молча наблюдали за тем, как с Колькиных рук отлетают один за другим окровавленные пальцы, как острый худощавый нос подонка превращается в бесформенную кучку свежего фарша, как с треском лопается зубная эмаль и осколки зубов разлетаются через порванные ударами щеки.
Когда лопатка разгневанного молодчика погнулась от интенсивной работы до такой степени, что превратилась из рубящего инструмента в дробящий, Колька Бубен уже лежал на земле в луже своей крови, хрипел порванным горлом и отчаянно пытался прикрыться обрубками своих конечностей. Но обреченный пацан продолжал выть и колошматить его.
– Мясо! – окликнул я обезумевшего засранца. – На вот!
Я вынул из ножен и бросил ему свой зазубренный клинок. Большая часть народа одобрительно кивнула, соглашаясь с этим моим жестом, каждый по своим причинам. Кому-то было просто жаль Кольку, и они думали, что от ножа он примет смерть куда быстрее, чем от погнутого и затупившегося инструмента. Кто-то решил, что мерзавец заслуживает всего того, что сейчас с ним происходит. А я лишь решил напоить свой любимый клинок свежей кровью. Не более того. Но, как оказалось, Колян рано расслабился, не удалось ему так просто отделаться от сгубленного им же молодчика.
Получив в руки новый карающий инструмент, Мясо взревел зверем и с двойным усердием принялся кромсать своего обидчика.
