Ардмир Мари
НЕКРОМАНТ-САМОУЧКА, или ФОРМЕННОЕ БЕЗОБРАЗИЕ
Тренировка вот-вот начнется.
Мы должны спешить и в то же время обязаны отменно отыграть свои роли до конца. Поэтому вот уже десять минут подряд мы изображаем страсть на атласных простынях, будучи не совсем раздеты и частично вооружены. Так как Гер на прошлых занятиях потянул спину, сегодня ведущей была я. Однако, сидя на нем верхом и раскачиваясь в такт диктуемым прикосновениям, я все больше убеждалась в том, что командует здесь он.
— Прогнись, — прошептал метаморф, уверенно придерживая меня за бедра и направляя.
— Куда прогнуться? — Я прикусила губу от ноющей боли в собственных икрах. Казалось бы, простые скачущие движения, а сколько сил забирают.
— Назад, — сдавленный стон. И Дао-дво лицом уткнулся в мою скрытую корсетом грудь, чтобы тихо прохрипеть: — Будь проклята моя спина…
— Терпи, еще чуть-чуть осталось.
Прогнулась со вздохом — у самой невыносимо ныли плечо и шея, но это мелочи. У меня хотя бы не разодрана нога.
Взглядом скользнула по зеркалу справа, в очередной раз убеждаясь, что даже наш одетый вид не портит впечатления. Гер, крепко сжимающий меня, и я, сладострастно выгнувшаяся в его руках, выглядели как настоящие любовники, стонали, как они, и дышали, наверное, так же — поверхностно и тяжело. «Влюблены, безумно влюблены и думать забыли о тренировке», — читалось в каждом движении, и я уже представила, что донесут о нас соглядатаи и с каким лицом их выслушает советник короля.
Медленно склонилась над протяжно простонавшим многоликим, пальчиками зарылась в его волосы и мягко оторвала от своей груди.
— Ты как?
Он не ответил. Бледный даже в свете красных свечей, мокрый, глаза закрыты, губы сжаты, а нос заострился.
— Герберт, не пугай меня своим молчанием!
— Я… бедро недолечил, — сквозь стиснутые зубы признался метаморф.
Швы расходятся, поняла я и, сдвинувшись выше, прошептала:
— Держись, мы почти всех соглядатаев отвлекли от слежки.
— Скорее бы… — Рыжий отпустил меня, упал на подушки и затих.
— Гер? — тревожно позвала я и склонилась над сообщником в обмане. — Гер, ты решил местами поменяться, или тебе совсем плохо?
— Предоставляю тебе полную свободу… — Меня похлопали по коленке и, чуть хрипя, проинструктировали: — Покачайся еще немного и заканчивай. Скоро тренировка.
Я представление закончила.
Я так его закончила, что свечи погасли, мой «любовник» взвыл раненым зверем — нечаянно села на его рану, а комнату огласило мое счастливое: «О да!» Свечи погасли, соглядатаи с воплями разлетелись проверять вверенных им подопечных. А я споро помогла рыжему подняться, сама, без просьб, залечила его бедро и даже рубашку на нем застегнула. Вручила сумку с оружием, спросила:
— Пошли?
Кивнул и не двигается с места, внимательно смотрит на меня, словно бы видит в первый раз. Недоумевает.
— Гер, — погладила его по сжатой в кулак руке, — тебе все еще плохо?
— Нет.
— Отложим тренировку? — Отрицательно покачал головой и сглотнул. — Тогда что? — спросила с тревогой.
— Намин, знаешь… — произнес он тихо, — познакомься мы при других обстоятельствах, я бы не шутил над тобой и твоими страхами, в воду не кидал, не оставлял бы одну…
Многоликий перечислил немногие из своих проделок, но я постаралась остальные не вспоминать. Улыбнулась и так же честно призналась:
— А я бы лечила тебя более щадящими способами, не вызывая боли и слез.
