Шейран кивнул.
— Про мое детство рассказывать особо нечего. Вскоре после рождения я, по сути, оказалась заперта вместе с матерью в замке. Не скажу, что жили плохо. Мы ни в чем не нуждались, у меня были учителя и книги. Гости нас тоже посещали нередко. Впрочем, бывали в замке только два человека: мой дедушка, он же посол Мерниана, и мой дядюшка, он же герцог Тиарис. Да однажды, где-то за полгода до своей смерти, приехал старый император.
— Ты знаешь, зачем он приезжал?
— Сказал, что хочет познакомиться с внучкой. — Я сделала небольшой глоток из бокала и вновь устроилась на кровати в ногах Шейрана. — С раннего детства я ненавидела деда за то, как он поступил с мамой. Он мне казался сказочным злодеем. Чудовищем. Но оказалось, что это старый, безгранично несчастный и уставший человек.
— Император долго гостил в замке?
— Около недели. Каждый день дед по несколько часов беседовал со мной. Поначалу я злилась, мне казалось, что он проверяет мои знания. Но в итоге, когда он собрался уезжать, чуть не расплакалась. — Я грустно улыбнулась. — Перед отъездом дед подарил мне книгу, в которой описывались жизнь и деяния правителей Империи.
— Тиарис сказал, что император хотел именно тебя сделать наследницей престола.
— Вот как? Это многое объясняет… и ничего не меняет.
Я ждала, что Шейран опять начнет убеждать меня, что взойти на трон — мой долг и обязанность. Но он промолчал, и я тихонько облегченно вздохнула.
— В общем, когда пришла весть о гибели старого императора, мама решила бежать в Мерниан. Вместе с нами отправились в путь три десятка человек. Воинов было немного, большую часть отряда составляли слуги и учителя. Люди понимали, что теперь их сытая и спокойная жизнь подошла к концу.
— Мернианцы среди них были?
— Да, несколько. Четверо мужчин и дочь секретаря моей матери. С Миланой мы вместе росли и учились. Но если я была весьма шустрым и проказливым ребенком, то она — слабым и болезненным, достаточно легкого сквозняка, чтобы Милана свалилась от простуды…
— Девочка была твоей ровесницей?
— Да… Перед тем как отправиться в путь, Милану одели в расшитое золотом платье и укутали в меха. Меня же подстригли под мальчишку и дали соответствующую одежду. Вскоре Милана тяжело заболела… Когда мы были в дне пути от границы с Мернианом, то повстречали торговцев. Милана к тому времени была так слаба, что вряд ли смогла бы вынести в дороге еще один день, а с обозом в шахтерский городок ехал знахарь. К тому времени мы уже чувствовали себя в безопасности, следов погони не видели, а потому встали одним лагерем с торговцами. Знахарь напоил Милану какими-то зельями, и мы все легли спать…
На глаза навернулись слезы. Я отвернулась и украдкой смахнула их с ресниц.
— Алана, — Шейран потянулся ко мне, — не надо. Больше ничего не говори.
— Нет, мне нужно рассказать свою историю хоть кому-то. — Я отстранилась. — Нужно рассказать тебе.
— Я слушаю, — вздохнул Шейран.
Несколько минут я задумчиво крутила в руках полупустой бокал с вином. Наконец, собравшись с силами, продолжила рассказ:
— Меня разбудила мама. Из-за тонких стен палатки доносились крики, звон оружия и ржание лошадей, спросонья я не могла понять, что происходит. Мама шепнула, что любит меня и ради нее я обязательно должна выжить. А затем в палатку ворвался воин с окровавленным мечом и за волосы выволок маму наружу. Другой воин подхватил с лежанки Милану… Я попыталась их остановить, но не смогла пошевелиться. Хотела закричать, но не смогла произнести ни звука…
— У твоей матери был дар?
— Да, но не очень сильный. Мама об этом никому не говорила и почти не училась магии — боялась, что ее могут обвинить в том, что она приворожила Олибриаса.
— У тебя тогда еще сила не проснулась?
— Я ничего не могла сделать… — покачала головой. — А потом упала палатка, меня по голове ударило чем-то тяжелым, и я потеряла сознание. Не знаю, сколько прошло часов, прежде чем я очнулась. Когда выбралась из-под завала, был уже день. Я долго бродила по разоренному лагерю. Искала маму. Плакала. Кричала. Пыталась найти хоть кого-нибудь живого… Но вокруг были только мертвые тела и кровь. Маму и Милану я нашла не сразу. Головы им отрубили и, видимо, забрали с собой… Не знаю, сколько я просидела у тела матери. Наверное, там бы так и околела. Но из леса вышла стая волков… Я не хотела убегать. Не хотела отдавать
