– Для тебя все это игра. – Теперь Гаррет играл печаль, и улыбка его, по-прежнему искренняя, несколько поблекла. – Ты не понимаешь, что на кону стоит будущее нашей семьи. Род Альваро слишком долго находился в тени. И наступило время вернуть ему былое величие…
– Об этом тоже расскажи избирателям. Или спонсорам.
Мэйнфорд бросил на стул льняную салфетку.
Хватит с него.
И так час потратил, да и то не пообедал толком. Ничего, по дороге перехватит.
Кохэн ждал у ресторанчика. Он оседлал мусорный бак и, упершись ногами в бордюр, покачивался. Бак скрипел, прохожие оборачивались, и это их любопытство явно доставляло Кохэну немалое удовольствие.
– Что? – Он постучал шляпой по колену. – Притомился. Присел. Хотел войти, но не пустили. Как понимаю, записку передать тоже не удосужились?
– Не удосужились, – признался Мэйнфорд.
– В следующий раз выбери для встречи менее пафосное местечко.
Кохэн потянулся и зевнул широко, демонстрируя золоченые клыки.
– Если ты только для этого явился… – Мэйнфорд сквозь стекло наблюдал за братом и официанткой, которая, склонившись к столику, внимательно слушала клиента. И не просто слушала, она была очарована Гарретом, он же откровенно наслаждался своей внезапной властью.
Куда они отправятся?
Нет, не сейчас… Гаррет не настолько неблагоразумен. Позже. Сегодня или завтра. Очередной мотель, где не спрашивают имен и не запоминают лиц, а номера сдают на час.
– Не все, – Кохэн напялил шляпу, – твой старый знакомый вернулся… тот, который с лилиями.
Берег.
Пологий и длинный, этакий земляной язык, протянувшийся от мостовой до кромки воды. Вода – черная, густая, что деготь. Когда-то здесь была пристань, но она давно сгнила, и остались лишь облезлые столбы, которые из воды торчали.
Неуютное место.
Тянуло холодом. Воняло. И Мэйнфорд, привычный к вони, все же морщился. Он разглядывал и берег, и кусок брезента, на берегу растянутый, и тело на этом куске. Пожалуй, сюрреалистичная эта картина, знакомая едва ли не в каждой детали, была интересна.
Джаннер сумел бы заснять ее.
И странно, что этот подонок с его сверхобостренным чутьем до сих пор не объявился. Мэйнфорд хмыкнул: этак он и волноваться начнет, не случилось ли с Джаннером дурного?
…а ведь и вправду. Где его носит? Вон, другие охотники за падалью слетелись уже, крутятся у полосатой ленты, тянут шеи, норовя разглядеть побольше. Стрекочут камеры. И если прислушаться, то ветер донесет обрывки фраз.
Не будет Мэйнфорд прислушиваться.
– Кто ее нашел? – Он был благодарен Кохэну, что тело почти не трогали.
Ждали.
Техотдел уже разобрался. Чтица… Мэйнфорд поискал в толпе знакомую фигуру и, не обнаружив, повернулся к Кохэну:
– А где?
– Зачем она? Из воды же достали. А у девчонки и без того работы хватает.
В этом был смысл, но все-таки самоуправство Кохэна порой раздражало.
– Впредь, будь добр предупреждать.
– Всенепременно, если ты дашь себе труд оставаться в пределах моей досягаемости, – этот поганец и поклон отвесил, не то на публику играл, не то индивидуально для Мэйнфорда. – А нашли ее мальчишки. Вон, маячат. Рыбачить пошли. И вытянули рыбку…
Мальчишки сидели на старом ящике, укрытые одеялом и преисполненные чувства собственной важности. Напуганными они не выглядели, скорее расстроенными, что близко к трупу их не подпускают. Над мальчишками хлопотала пара женщин, похожие друг на друга, что две куклы с одной полки. Завитые волосы. Клетчатые платья с юбкой-колоколом. Заколки-банты.
И к Мэйнфорду они повернулись одновременно:
