колонки в газетном листе «Уличные хроники»? Даже притаишься в шкафу театральной гримерки, лишь бы найти подтверждение скандальной сплетни о тайном романе Жулиты с королевским посланником в Гнездиче Чеславом Конопкой.
Не совладав с тягучей дремотой, я выпустила из ослабевших пальцев магический гравират. Хрупкое устройство прокатилось по коленкам, как по горке, и со звоном вывалилось на дощатый пол.
— Да чтоб тебя!
Оставалось молиться, чтобы единственная слюдяная пластина не разбилась. За магическое устройство я отвечала головой, даже расписку с оттиском большого пальца давала, что стану беречь конторское имущество не хуже девичьей чести, а потому ужасно боялась его попортить. Рискованно высунувшись наружу, я потянулась, но лишь мазнула кончиками пальцев по деревянному корпусу. Пришлось вылезти на половину торса. От движения в комнате вспыхнули яркие магические лампы. Отразились в зеркале сверкающие огоньки. Поспешно схватив устройство, я неловко втянулась обратно в шкаф, сдернув с вешалок половину несвежих театральных платьев.
Только огни остыли, как в гримерную комнату вплеснулся коридорный гвалт, и помещение вновь залил яркий свет. Затаившись под ворохом платьев, я прислушалась к голосам и звукам.
— Премного благодарна! — Голос актерки Жулиты звучал певуче. Наверняка исправляла надорванную хрипотцу, характерную для театральных актерок, магическим амулетом.
— Все подарки позже! — Импресарио пытался избавиться от прытких поклонников. — Позже, я сказал!
Сердито шибанула входная дверь, категорично звякнула щеколда.
— Достали! — процедила Жулита. — Савушка, закрой защелку, а то пролезут, как тараканы!
Через щелку между створками я видела, как она повалилась в кресло и, схватив с гримерного столика веер, принялась обмахивать лицо, лоснившееся от толстого слоя театрального грима.
— Душенька, с каждым днем твой талант все крепчает! Ты была неотразима! Не играла, а жила на сцене! — Рядом со звездой появился типчик в желтом камзоле. — По тебе плачут подмостки столицы!
— Тогда почему они плачут в Алмерии, а я сижу в занюханном Гнездиче?! — рявкнула актерка.
Даже на мой непритязательный вкус полного профана, Жулита являлась абсолютной бездарностью, а на сцене кривлялась почище некоторых паяцев в цирках шапито. Да и псевдоним выбрала похожий на собачью кличку.
— Они глупы! Но скоро, душенька, наша жизнь изменится… — глядя на актерку, с раздражением вытаскивавшую шпильки из тугих кудельков на голове, пообещал Савушка.
— Он приводил тех людей на спектакль? — замерев, с надеждой в голосе воскликнула она.
— При-во-дил! — по слогам отчитался Савушка.
— Им понравилось?
— Без сомнений! Гости из столицы выглядели очень довольными! Я уверен, что наш переезд — это просто дело времени!
Усатая физиономия импресарио, отраженная в кривоватом гримерном зеркале, расплылась в сытой улыбке. Жестом фокусника он вытащил из кармана для часов сложенную записочку.
— Держи, душенька!
Актерка с жадностью вырвала бумаженцию, развернула и принялась читать.
— Что он пишет? — полюбопытствовал усатик.
— Что его друг замолвит за меня словечко перед директором Алмерийского театра! — Со счастливым видом прижала письмо к груди и мечтательно улыбнулась: — Я буду выступать на большой сцене!
— Я же говорил, что нужные связи нас до столицы доведут! — довольно протянул Савушка.
— Давай же, зови его! — приказала актерка и принялась с азартом обмахиваться пуховкой, но не успел импресарио дойти до двери, как прозвучало: — Постой! Дай мне розовые благовония, я взопрела на сцене, как доярка!
— А где же они, душенька? — растерялся Савушка.
— В шкафу…
В моем шкафу?! Предчувствуя полное крушение надежд на хорошую колонку, я испуганно выпрямилась.
Савушка подошел, желтый камзол заполнил щелку между дверцами. Тут створки стали раскрываться, и у меня на лице расцвела наиглупейшая улыбка, ведь с серьезным лицом поздороваться из одежного шкафа смогла бы разве что последняя идиотка или прожженная аферистка, а я ни той, ни другой себя не считала.
— Ах, вот же они! — неожиданно воскликнула актерка. Избежав разоблачения, я неслышно перевела дыхание.
Пока импресарио зазывал любовника подопечной, та поспешно прихорашивалась, покрыла губы алой помазулей, почмокала
