Мы смотрели глаза в глаза. Вокруг его головы отражался ореол дневного света.
— Вы хорошо спите? — тихо спросила я.
— Кажется, я понимаю, к чему ты ведешь. — Бывший мэр усмехнулся, отбросил письмо на стол. — Так вот, люди с чистой совестью всегда хорошо спят.
— Тут вы правы, но разве чистое и отмытое — это не разные вещи? — спокойно парировала я. — Вы так тщательно отбеливаете свою жизнь, суним Стомма, что практически стерли с лица земли любые упоминания о моих родителях. Со слов вашего младшего брата, вы дружили с Густавом Каминским много лет.
Глаза Патрика хищно блеснули.
— Девочка, разве ты не понимаешь, что решила укусить того, кто за простое рычание может уничтожить тебя, твоего приемного отца, его приятеля — бывшего каторжника, того милого парня, который помог тебе избавиться от Конопки? Не пощажу никого.
От страха у меня пересохло во рту.
— А своего брата вы тоже не пощадите? Поэтому вы позволили своим головорезам его ранить? — тихо спросила я, и хозяин кабинета поменялся в лице. — Знаете, суним королевский посол, с раннего детства меня преследует один и тот же кошмар, незнакомая женщина прячет меня в мусорной яме от убийц. Я думала, что этот сон — не более чем плод моей фантазии… но так было раньше. До того, как я узнала о родителях.
В комнате воцарилась тяжелая тишина.
— Вы так тщательно оттираете свою жизнь от черных пятен, чтобы не быть похожим на Чеслава Конопку, но с каждым следующим взмахом пачкаетесь все сильнее. Скажите, Патрик, каково узнать, что вы избавились не от всех свидетелей своего преступления? — Я специально использовала неформальное обращение, надеясь вывести собеседника из себя, ведь в ярости люди выпаливали больше, чем сказали бы на холодную голову.
— Не зли меня, малышка Зои, — вкрадчиво вымолвил он. — В гневе я бываю очень страшен.
— Вы вызвали меня, чтобы дать совет, — не обращая внимания на то, как трясутся поджилки, спокойно продолжила я. — Жаль, что я не могу им воспользоваться. Теперь позвольте и мне кое-что спросить. Суним королевский посол, по какой причине вы убили невинную семью Каминских?
Патрик вышел из-за стола, неторопливо приблизился ко мне и вдруг схватил за подбородок.
— В тебе совершенно нет чутья, когда стоит замолчать, милая Зои. Видимо, у Каминских такая семейная черта — твой отец тоже никогда не умел держать рот на замке, за что и поплатился. Ты ведь не хочешь повторить его судьбу и лежать завернутой в саван?
— Вряд ли, — дерзко ответила я. — В отличие от Густава Каминского я неплохо разбираюсь в лучших друзьях.
Стомма-старший нехорошо рассмеялся и пригрозил:
— Готовься, Зои, скоро у твоих лучших друзей начнутся очень тяжелые времена.
Пальцами он потер тяжелый кристалл в моей сережке, точно ощущал, что поблескивал камень не из-за дневного света, а из- за спрятанного внутри магического сердечка. Вторую сережку я потеряла еще вчера, во время заварушки, и скорее всего выглядела странно только с одним украшением.
— Твоя мать, Зои, тоже всегда теряла одну серьгу, — вдруг задумчиво произнес Патрик Стомма, его глаза казались пустыми. — Ты жива только потому, что так отвратительно похожа на нее внешне, но запомни, моя щедрость не безгранична. Я случайно могу углядеть в тебе отцовские черты…
Когда я выходила из его дома, у меня душа уходила в пятки. На ватных ногах я пересеют двор, выскользнула через щелку в приоткрытых воротах, хотя следовало бы дождаться привратника.
—
— Спасибо. — Я сняла с уха тяжелую сережку, уже оттянувшую мочку. После прикосновения к магическому кристаллу пальцев Патрика мне казалось, что камень испачкался и кожа зудела.
Я подняла голову, оглянулась, словно кто-то толкнул меня в плечо, привлекая внимание. На другой стороне улицы, спрятав руки в карманы и зарывшись носом в вязаный шарф, мок под мелким дождем Лукас. Он выглядел усталым, растерянным и явно дожидался меня, чтобы объясниться.
Разделенные мощеной дорогой, некоторое время мы молчали. Фактически между нами лежала всего лишь лента брусчатки, ее ничего не стоило перейти, но мы оставались на месте.
