Для Любавы время остановилось. Шептал что-то духовник, причитал неподалеку Блюментрост… и только когда из уголка рта супруга потекла белая пена, а пальцы конвульсивно сжались, она очнулась.
– Алешенька!!!
Он уже не слушал и не видел.
Голубые глаза были широко распахнуты, но смотрели уже куда-то вдаль. За пределы покоев.
– Алешенька!!!
Любава закричала, забилась… кто знает, что бы она сделала, но ее мигом перехватили сильные руки верных девиц.
– Тихо, государыня! Ну-ка, глотните…
Успокоительное Блюментрост по их просьбе сварил заранее. А то ж!
Государя уже не откачать – это он видел. А государыня… как бы дитя не потеряла! Так что обезумевшую от горя царицу перехватили и утащили за собой, не переставая вливать горький опийный настой. Вредно, да ладно уж! От одного раза беды не будет.
Выругался неслышно, едва шевеля губами, Ордин-Нащокин, черной гадюкой выскользнул из царских покоев Симеон.
Михайла выскользнул вслед за ним.
– Поднимай народ, пусть кричат Хованского на царство, – шепнул старец.
Лицо его заострилось, глаза мертвенно блестели в пламени свечи…
Михайла кивнул, хищно ухмыльнулся:
– У нас кольчуги под одеждой, ножи есть… Еще как закричат!
Патриарх принялся креститься и молиться. Цепочкой потянулись бояре – целовать руки покойного. За этим никто и не заметил, как увели обеспамятевшую царицу. Впрочем, все понимали, что толку от нее сейчас не дождешься.
Слаба, от горя себя не помнит…
Куда ей что в руки взять? Одно слово – баба!
Симеон не был бы иезуитом, если бы не просчитывал многое наперед. Многое, да не все.
Избыть Романовых он решил еще до отъезда Алексея Алексеевича в полк – и последовательно проводил свое решение в жизнь.
Первое – Алексей Михайлович.
Стар, слаб… ну, с ним кончено. И даже замена ему найдена.
Второе – Алексей Алексеевич. Вот тут… Было, было несколько людей в войске, которое с ним шло, были они и в войске у поляков, но тут Симеон уже ничего сделать не мог – все решит война. Ежели сам сопляк не убережется – хорошо. Если убережется… ему помогут. Еще как помогут.
Но это сейчас от него не зависело. А что зависело?
Кремль и Дьяково.
Нельзя допустить, чтобы на трон сели Федька или Ванька Романов. Нет, никого из мужчин Романовых остаться не должно.
Да и Дьяково – выжечь там все до последней щепочки! Огню предать, всех трупами положить – и царевичей, и царевен – где это видано, чтобы девки из теремов невесть куда сбегали?!
Но на то послано уже полсотни верных людей.
Окружат незаметно, красного петуха пустят, возьмут в ножи… вот только Володыевский… но и того издали снять можно. Для хорошего лучника – это не беда.
Хоть Сильвестр и рассказывал учителю об увиденном, да вот беда – видел он не так много. До конца ему не доверяли, вот и складывалась неполная картинка. Так что Симеон заблуждался, когда полагал, что пяти десятков татей на все хватит.
Нет, так бы… ежели ночью, да врасплох застать, да всей кучей навалиться – тогда да.
Только вот в Дьяково давно уже никакого «врасплох» не получилось бы. Но о том «старец» не знал.
И потому удовлетворенно ставил галочку.
Дьяково – то да. Сожжем.
Кремль.
Вот тут…
Как сказал мудрый человек – убивайте всех, Бог узнает своих.
Разве что пару царевен оставить. Дуньку, Катьку там или Машку… Надо же придать смене власти легитимность.
А царица?
