щербинок.
Сам поединок длился не больше двадцати секунд.
Рене, Ральф и Леонид встают треугольником. А в центре располагаемся мы с Рональдом. Рональд делает резкий прямой выпад в мою сторону. Но уже по стойке я вижу — его учили фехтовать в красивой кирненской школе. В которой много времени уделяется изяществу поз и очень мало — функциональности.
Меня учил фехтовать Анри. И учил меня — убивать. Я не парирую выпад. Смешно. Зачем?
Я просто смещаюсь на шаг в сторону и вперед — и молниеносно чиркаю самым кончиком меча по шее противника, растянувшись в низкой стойке. И — в сторону. Портить любимый камзол вовсе не хочется. А ранение было… грязным. Кровь льется несколько секунд, и Рональд все старается зажать горло ладонями.
Не помогло.
Я могу с точностью до секунды сказать, когда он умер. Дар некроманта.
Толстячок становится белее мела. Но отказаться от поединка он не может. Тогда я получу право убить его на месте, как труса. Или за меня эту работу сделают секунданты. И Эдуард Мишель Тирнен прекрасно это понимает. Он отстегивает от пояса ножны, вытаскивает меч, аккуратно кладет ножны на камни площадки… Он так отчаянно трусит, что меня пробирает брезгливость. Убивать
Но кто-то и чем-то ведь должен?
Этот навоз уберу я.
Толстячок не нападает первым. И я делаю шаг вперед. Осторожно. Очень осторожно.
Если бы не Анри, я бы пропустил молниеносный двойной выпад толстячка. Правой рукой он взмахнул мечом. А левой просто попытался задеть меня. Легонечко, наотмашь…
Но не просто же так он носит на левой руке всего один здоровущий перстень?
У полудемонов чувствительное обоняние. Запах яда я чувствую в тот самый момент, когда из перстня выскальзывает иголка. Ах вот как! Отравить противника — и зарубить, когда он потеряет силы?!
Мразь!
Я резко уворачиваюсь от еще одного неуклюжего удара. А толстячка неплохо учили. Такая нарочитая неловкость — и как бы балансирование левой рукой, которой он беспомощно размахивает в воздухе…
Все равно ему это не поможет.
Я подлавливаю его на очередном замахе. Косой удар справа направлен мне в ноги. Я легко взвиваюсь в высоком прыжке — и уже оттуда отрубаю толстячку левую ручонку.
Раздается дикий крик.
И Эдуард оседает на камешки, которыми вымощен двор.
А я киваю виконту Моринару:
— Рене, вас не затруднит осмотреть это интересное украшение на руке нашего пухлячка?
— Какое?
— А вот это колечко… Только не голыми руками. Отравлено!
Рене осторожно стягивает кольцо, всматривается, показывает его остальным секундантам… что приятно — гримаса отвращения у всех одинаковая. Неприятно, когда тебя могут отравить просто так, потому что ты лучше фехтуешь, да и вообще, кто их, отравителей, любит, кроме палача?
— Мерзость какая! Алекс, а как ты?..
— Знаю я о таких игрушках, — ворчу я. — Читал.
— Надо сообщить его величеству.
— Полагаю, секунданты проигравших возьмут это на себя. — Я многозначительно гляжу на них. Парни резко спадают с лиц. Еще бы, такое пятно, позор на весь род… — А вас, Рене, я приглашаю выпить в честь победы… только я не знаю где.
— С вашего разрешения я покажу, Алекс.
Рене смотрит открыто. Улыбается — и демонстрирует готовность к дружбе. Вроде бы искреннюю.
Мы развернулись и ушли с места дуэли.
Кабачок «Зеленый кролик» был выше всяких похвал. Вино неразбавленное, мясо в меру прожаренное, а служанки казались симпатичными не только после пятого кувшина.
