Мы вышли на маленькую, залитую лунным светом поляну, и незнакомец остановился.
– Отдохнем немного, – сказал он.
– О нет, прочь отсюда, – настойчиво заговорил я. – Мне не нравится это место.
Он засмеялся беззвучным смехом.
– Почему же? – спросил он. – Это прекрасная поляна. Она не хуже любого пиршественного зала, и много раз я пировал на ней. Ха, ха, ха! Но посмотри, я покажу тебе танец.
И он начал скакать по поляне, то и дело запрокидывая голову и смеясь своим беззвучным смехом. И я подумал: «Человек этот безумен».
Пока он танцевал свой странный танец, я осмотрелся вокруг.
– Довольно, – сказал я. – Уйдем отсюда. Разве ты не чувствуешь смрадный звериный дух, что навис над землей? Здесь находят убежище волки. Кто знает, может быть, они окружили поляну и сейчас сжимают кольцо вокруг нас.
Он опустился на четвереньки, подпрыгнул выше моей головы и пошел на меня, делая странные скользящие движения.
– Этот танец называется танцем Волка, – сказал он, и волосы на моей голове встали дыбом.
– Не приближайся! – Я шагнул назад.
С пронзительным, скрежещущим криком, разнесшимся по всему лесу, он прыгнул на меня, но не тронул шпагу, что висела у него на поясе. Я успел до половины вытащить свое оружие, и тут он схватил меня за руку и с бешеной силой рванул вперед. Я увлек его с собой, мы вместе упали на землю. Высвободив руку, я сдернул с него маску. Крик ужаса сорвался с моих губ: на меня смотрели горящие звериные глаза, в лунном свете сверкнули огромные белые клыки. Я увидел
Еще мгновение – и эти клыки сомкнутся на моем горле. Длинные пальцы с волчьими когтями вырвали из рук шпагу. Я бил кулаками по страшному, полузвериному лицу, но клыки впились в мое плечо, а когти раздирали горло. Он опрокинул меня на спину. Из последних сил я попытался оттолкнуть его. Все расплывалось перед глазами. Рука бессильно упала, но пальцы инстинктивно сомкнулись на кинжале, что я держал за поясом и не мог достать раньше. Я выдернул руку и нанес удар. Страшный пронзительный вопль прорезал тишину. Я стряхнул его с себя и поднялся. У ног моих лежал оборотень.
Я нагнулся над ним и занес кинжал, но помедлил и взглянул на небо. Луна почти достигла зенита. «
Перестук костей
– Хозяин, эгей! – Зычный окрик, порождая зловещее эхо, вдребезги разбил тишину над черным лесом.
– Не шибко уютное местечко, – подметил второй мужчина.
Двое спутников стояли перед дверью таверны, невесть каким образом уцелевшей на заброшенном тракте в лесной глуши.
Приземистое строение, кособокое и с прохудившейся местами крышей, было сложено из вековых замшелых бревен. Маленькие окна, больше похожие на бойницы, были забраны частыми решетками, а дверь изнутри заперта на засов. Прямо над дубовой дверью была приколочена изрядно выцветшая вывеска, на которой было написано что-то по-немецки и изображен расколотый череп.
В глубине дома послышались тяжелые шаркающие шаги, затем дверь со скрипом отворилась, и наружу высунулась бородатая рожа. Здоровенный сутулый мужик отошел назад и жестом предложил посетителям зайти. При этом его унылая физиономия выражала отнюдь не радушие, а, скорее, досаду.
Внутри оказалось неожиданно уютно: тепло горел огонь в большом каменном очаге, а на добротном дубовом столе весело подмигивала свеча.
– Ваши имена? – Похоже, здешний хозяин не отличался разговорчивостью.
– Гастон Л'Армон, – сухо отрекомендовался тот, что был повыше ростом.
– Соломон Кейн, – столь же немногословно представился второй. – Но что, любезный, тебе в имени моем?
– Всякие по Шварцвальду[20] шастают, – буркнул нелюбезный хозяин. – А душегубов ныне развелось – не перевешаешь… Можете сесть за тот стол, еду я сейчас принесу.
Мужчины разместились за предложенным им столом. Даже неискушенный глаз с легкостью распознал бы в них бывалых путешественников, привыкших преодолевать большие расстояния. Назвавшийся Соломоном Кейном был жилист, высок и широкоплеч. Он был облачен в нарочито аскетичное, черное, облегающее одеяние пуританина. Удивительную бледность его