Наконец, я подняла глаза и в недоумении осмотрела приемную, но кроме Глеба, который спокойно смотрел на меня, по обыкновению явившись бесшумно, никого не обнаружила.
– А где она? – еще раз огляделась я, отметив, что Глеб волнуется.
– Кто? – теперь он удивился и тоже оглянулся.
– Да женщина, она меня о самочувствии… – начала пояснять я, но внезапно до меня дошло: это же Глеб говорит тем самым голосом! – А вы разве не немой?
Поджав тонкие губы, он хмуро уставился на меня:
– А с чего ты решила, что я немой? – голос у него слишком мягкий, мурлыкающий, скорее характерный для кота, чем пса, грудной и похож на низкий женский, хотя тембр больше мужской. И главное – завораживает до мурашек на коже у любого пола.
Я виновато пожала плечами, мол, брякнула, не зная, и пояснила недоразумение:
– Так вы же постоянно жестами разговариваете. Я впервые услышала, честно.
Серые глаза волка неожиданно блеснули в насмешливой ухмылке. Хотя я ощутила его досаду, злость и стыд. Но очень быстро те эмоции сменились другими, связанными с хорошими воспоминаниями. Глеб присел на диван, вальяжно откинувшись на спинку, закинул ногу на ногу и поведал:
– Парни меня пацаном в лесу подобрали, в снегу, избитого, голодного и замерзающего. Выходили бедолагу, но я в том возрасте был, когда организм перестраивался, взрослел. Обморожение даром не прошло: связки голосовые повредились. По молодости стыдился своего воркующего голосочка… больше помалкивал да жестами общался. Глеб и Савка меня с полуслова понимают, а другим все равно, я с ними мало говорю, работа у меня… неразговорная.
– Прости… те, пожалуйста, – я поспешила исправить недоразумение, сделав вполне заслуженный комплимент: – А голос у вас невероятно приятный, необыкновенно чарующий, но не бабский, а какой-то нереальный, и потому я подсознательно предположила, что мужчина так разговаривать не может.
– Чарующий? – удивился довольный Глеб.
– Да! – я улыбнулась с облегчением.
– По-твоему, на уродство не тянет? – с наигранным веселым безразличием поинтересовался он.
Забыл Глебушка, что я чувствую, как он замер в ожидании ответа.
– Нет, конечно. Особенность такая женщинам, как правило, нравится, – похвалила я и тут же выдала почти ошеломляющую мысль: – Вы с Варей поэтому не разговариваете? Думаете, она откажет из-за голоса?.. – и опять чуть язык не прикусила.
Глеб вздрогнул, хотел ответить резко, но осекся, наверное, вспомнив о том, что перед ним светлый эмпат. Посверлил меня изучающим взглядом, под которым стало холодно, но своей проблемой поделился:
– Варя… очень застенчивая. Боится всего. Жестами с ней много не поговоришь, а вдруг бы мой голос ее… оттолкнул. Я же не знал.
– Это точно, – я кивнула, невольно поморщившись: чего только в голову не придет, похоже, влюбленному мужчине, – она всех боится, кроме вас.
– Думаешь? – навострил уши волк, чуть подавшись ко мне с горящими глазами. – Ты ее эмоции прочитала, да?
Я смущенно кивнула:
– Не специально, просто вы с ней слишком «громкие», особенно когда рядом друг с другом.
Глеб секунду переваривал мои слова, затем расслабился, довольно развалившись на диване.
– А почему Варя такая пугливая? – осмелилась я полюбопытствовать.
Местный палач вновь напрягся, передернул плечами от неприязни и ярости, но быстро взял свои чувства под контроль:
– Ее отец – игрок, задолжавший кругленькую сумму не только своему клану, но и другим. Остался гол как сокол, на очередной игре поставил на кон дочь и проиграл. Мне.
– Какой ужас!.. – я прижала руку ко рту.
– Варя узнала об этом от организаторов игры, когда ее забирали от дальней родни по матери. В общем, она их потрепала немного, сопротивляясь, а не убили ее тогда, потому что она мой выигрыш.
Я прижала кулаки к груди и выдохнула потрясенно:
– Но ведь ты… вы, не станете… и не предъявите…
Глеб усмехнулся так зловеще, что морозец по коже пробежал, несмотря на начало сентября:
– Естественно, предъявил, я долгов никому не прощаю! – зато неестественно прозвучал грудной, почти мурчащий голос, звеневший ледяными нотками.
