Получалось, что некие упущения владелец замка все-таки допустил перед полной консервацией. Но и мне наука будет – не шалить со спичками и с незнакомыми выключателями.
Поэтому ничего не оставалось, как оправдываться точно так же, как недавно Багдран. Пожать плечами, развести руками и промямлить:
– Да как-то так… Случайно все получилось.
Дальше оставалось только рассказать, что же случилось, да уже всем вместе, во время ужина попробовать прикинуть: откуда и какими путями во дворце появилась энергия?
Из подвала? Так там все заполнено янтарем. Еще глубже? Этот вариант имел право на существование. Мы ведь ничего не знаем о местных источниках электроэнергии. Может, это турбины. Может, преобразователи или накопители магической силы. Да и бегущему по проводам току окружающий янтарь не помеха. Он ведь никого из пупсов не сплющил, не смял, значит, и проводку не повредил.
А я так даже склонялся именно к мысли о накопителях окружающей энергии:
– Чума обесточила все и надолго. Но со временем накопители вновь собрали, что следовало, из мировой атмосферы, и сейчас практически каждое здание может быть освещено.
– Смелое заявление, – сомневался Леня. – И безосновательное.
– Думаешь? Тогда принюхайся к паленой тряпке. И второе: откуда вдруг по кромке стены действует то самое вредное мерцание? Оно ведь берет откуда-то энергию, и немалую. Значит, накопители полны. Да и весь город защищен от живого, не воздействуя только на Эулесту. Даже мой организм оказался бы угнетенным, не будь вокруг меня постоянного плаща из вуали.
– И платформы могут летать? – уловил Багдран в моих выводах самое главное.
– Конечно, могут! – хмыкнул я и тут же добавил: – Но тут существует много «если». Полетят, если только я сумею разобраться с управлением. Если они сумеют взлететь, оторваться от своих посадочных башен. И если при этом сразу не развалятся от гнили и от ржавчины.
– Подумаешь, – беззаботно тряхнула своими кудрями Эулеста. – Ну развалятся некоторые. Так их вон как много. Какие-то да полетят.
– Может, и полетят, – саркастически произнес я и уставился на нее. – Но погибшему при первом полете пилоту уже будет глубоко фиолетово.
– Почему «фиолетово»? – стала уточнять девушка, на всякий случай прячась за спину Найденова. Но тот сам и ответил, опередив мое фырканье:
– Это так образно про уход говорится. – И уже обращаясь ко мне: – Но пробовать-то надо? И я – готов. Ты мне только в пространстве обозначь, что там и откуда торчит. Вот увидишь, у меня получится.
А я так набегался за день, что болтать больше сил не осталось. А тем более – спорить. Поэтому все решения вопросов отложил на завтра и сообщил:
– Не знаю, как вы, но я спать! – И отправился на свое командирское ложе поближе к выходу из кухни. Только на ходу у друга попросил прощения: – С масками уже завтра разберемся, на свежую голову.
Глава двадцать третья. Познание неопознанного
На свою голову пообещал. Леня проснулся раньше всех, еще только-только брезжил рассвет за окнами, и нагло меня разбудил дурацким вопросом:
– Выспался? – В руках он держал обе маски. – Тогда давай с ними экспериментировать.
А у меня такая расслабленность была, я так хорошо, сладко спал, что резко нахлынувшее недовольство подсказало адекватный ответ:
– Ты знаешь, сон мне приснился – подсказка. Эти маски – волшебные и предназначены для артистов. Но, несмотря на свои разрезы в виде улыбок, они вводят зрителей в страшную печаль, тоску, и зрители постоянно плачут. Иначе говоря, артисты эти артефакты надевают для вызова именно такой реакции у публики во время драматических спектаклей.
Стоило сфотографировать обиженное и разочарованное до крайности лицо друга, пока он с минуту крутил в руках наши трофеи. Только потом он начал догадываться, что я над ним издеваюсь, да еще и улыбку мою рассмотрел в полумраке: