Коротко посовещавшись, они решили плыть вдоль берега. Ориентируясь по Полярной звезде, повернули на север.
Минут через десять пахнуло дымом, значит, недалеко человеческое жилье.
Вскоре показались мостки на воде – женщины с таких полоскали белье.
Пристали здесь. Бойцы привязали лодку к бревну, чтобы не унесло течением, – назад-то тоже возвращаться надо.
– Выходи, только тихо! Рожков, кляп немцу в рот!
Кляпы у наших разведчиков были приготовлены заранее. Немцу деваться некуда, сунули ему в рот тряпку.
– Подыши носом, – приказал ему Николай. – Нормально?
Немец только кивнул головой.
Был у разведчиков казус. Они долго не могли взять «языка». Один рейд – неудачно, во втором наткнулись на фельдполицаев и едва унесли ноги, потеряв двоих. Но на третий раз повезло. Взяли офицера, да не простого унтера, а гауптмана. Обрадовались, кляп воткнули в рот. Но через минуту гауптман задергался. Разведчики подумали, путы хочет сбросить, и от души врезали ему кулаком по башке. «Язык» затих, но потом оказалось, что умер, нос у него не дышал. Рисковали тогда сильно, а все оказалось впустую. Мертвого немца бросили, сами перешли передовую с большим трудом, правда, пулеметчика дежурного прихватили все-таки. Неудачный опыт – лучший учитель. С тех пор Николай по возможности проверял пленных.
Глава 8
Дезертир
Кнемцу, руки которого были по-прежнему связаны, привязали веревку, обмотав ее вокруг пояса, чтобы в последний момент не рванул к своим. Другой конец веревки был в руке у Федора. Он хоть и боевой офицер, с опытом, а понимал: разведчики навыки специфические имеют и справятся лучше его. Тут уж без обиды.
Курт вел уверенно, и Федору подумалось, что не первый раз он этой дорогой идет, слишком уж точно двигается в темноте.
Федор дернул за веревку, и Лейнер остановился. Казанцев прошептал ему в ухо:
– Как до своих дойдешь, дай мне знак, я кляп вытащу. Заговоришь с ними – и сразу падай. Если перестрелка начнется, уцелеешь. Все понял?
Немец кивнул головой. У него сейчас главная задача – выжить в этой мясорубке. Вообще он считал, что ему очень повезло. Гюнтеру ноги прострелили, и даже если он поправится в русском лагере для военнопленных, еще неизвестно, будет ли ходить. Слышал он, медицина у русских плохая, ноги раненому могут ампутировать. А кому инвалид нужен? О раненом русском лодочнике он даже и не вспомнил: предатели своего Отечества никогда не вызывали уважения у противника, даже если и помогали ему.
Курт уже шагал не так бодро, стал посматривать по сторонам. Федора же беспокоило, что их пятеро, а на встречу пришло двое. Ну пусть агента забрали – трое должно остаться. Немцы тоже считать умеют.
Федор обернулся назад, но Николая с бойцами не увидел. Отстали или крадутся в стороне, не желая себя проявлять?
И тут раздался окрик по-немецки:
– Хальт!
Причем прозвучал он негромко.
Курт оглянулся на Федора, и погранец, поняв его, выдернул изо рта кляп. Курт ответил на окрик – тоже по-немецки, но что сказал, неясно, языка Федор не знал.
– Ком! – ответили ему.
Федор дернул веревку, Курт понял и тут же упал не землю. Шлепнувшись рядом, Федор выхватил пистолет.
Впереди, совсем рядом, грохнул выстрел, следом – шум борьбы, сдавленные крики, звуки ударов.
Федор встревожился. Явно шла схватка, помочь бы надо. Убежать немец не должен, руки связаны. Решив: «А-а-а, была не была», Федор бросился на шум схватки.
Почти тут же услышал сиплый хрип:
– Командир…
На земле барахтались двое: где свой, где немец?! Сообразил: наш внизу, немец – сверху. Коротко размахнувшись, Федор ударил немецкого разведчика рукоятью пистолета по голове. Приложил хорошо, от души. Немец обмяк.
Лежавший под ним боец столкнул с себя тело и перевел дыхание.