для них как заноза. Конечно, после сегодняшней передачи немцы вполне спокойны и будут ждать следующего выхода в эфир.
Зачистка закончилась к утру. Больше ни одного человека в лесу обнаружено не было.
Подполковник, несмотря на достигнутые результаты, был раздражен и недоволен. И настроение ему испортил не кто иной, как Федор.
– Грузимся, надо ехать в отдел, – распорядился начальник.
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
– Слушаю.
– А если засаду оставить? Если радист был, прятал рацию он. Может быть, он видел или слышал, как застрелили подельника. Но нашли рацию или нет, он не в курсе. Вполне может прийти, тут его и возьмем.
Подполковник несколько минут раздумывал. В принципе, отдел ничего не потеряет, если устроят засаду. Срочных дел нет.
Как водится в армии, кто проявил инициативу, тот работу и выполняет.
– Не возражаю, бери солдата в помощь. Даю двое суток. Не явится никто – засаду снимаешь, с докладом ко мне.
– Есть.
Федор высмотрел у грузовиков рядового Шевченко. Парень глазастый, он вещмешок с рацией обнаружил.
– Шевченко, ко мне!
Рядовой подбежал, козырнул.
– Для нас с тобой особое задание, передай взводному: на двое суток ты прикомандирован ко мне.
– Есть.
Боец убежал к взводному, вскоре вернулся.
Грузовики с бойцами и офицерами отдела уехали.
Эх, неправильно Федор сделал, поторопился. Надо было в город вернуться, поесть, сухой паек взять.
А теперь двое суток голодом сидеть. Во фляжке вода есть, а на зуб положить нечего. Мало того, солдата голодным оставил. Если радист жив и выбрался удачно из леса, днем он за рацией не пойдет. Увидев облаву, наверняка связал ее с выходом в эфир. Но солдаты уехали, радист должен вернуться за аппаратурой. Должен сообразить, что без рации агент или разведгруппа никаких данных не передаст. И командир группы спасибо за утрату рации не скажет.
Днем лес уже не казался таким мрачным и пугающим. Выбрали удачное место для засады. Сухо, ветер не дует, но псиной воняет. Наверняка с осени по весну это укромное местечко какой-то зверь лесной присмотрел, не исключено – волк. Да, война всех зверей и птиц распугала. Обычно сороки в лесу завсегдатаи.
Как чужого увидят, трещат без умолку, подают сигнал зверям. А сейчас их не видно и не слышно, лес без пичуг как мертвый, одни воробьи перепархивают с ветки на ветку.
– Ты не куришь? – спросил бойца Федор.
– Никак нет, отец в детстве уши надрал, когда я попробовал. Запах он учуял.
– Правильно сделал. В засаде тихо сидеть надо. Не курить, не петь песни, не шуметь ничем. Давай о сигналах договоримся. Ты по-птичьи что-нибудь можешь?
– Кукарекать как петух.
– Шевченко, какой в лесу петух? Где ты его видишь? Если такой сигнал подашь, агент сразу поймет, что засада. Крякни вот так.
Федор приложил руки ко рту, крякнул.
– Теперь давай ты.
У бойца получилось похоже.
– Значит, так. Заметишь человека, пусть деревенского с виду, – один кряк, если помощь нужна – два кряка. А до той поры затихарись, как мышь. Обманем бдительность радиста, стало быть, задержим его. Ефрейтора получишь, обещаю. А на нет и суда нет.
– Пожевать бы чего-нибудь.
– Сам такой. Придется терпеть. Ну, по укрытиям.
К полудню солнце стало пригревать. Под корягой в углублении ветра нет, сухо и тепло.
Сказывалась бессонная ночь, глаза слипаться стали, в дрему потянуло. Но нельзя спать.
Сколько человек жизнью поплатилось за дрему… Немцы на передовой утаскивали к себе в траншеи уснувших часовых. Иной раз убивали, если хотели пройти в наш тыл за более осведомленным «языком». И нашу, и немецкую фронтовую разведку
