Тем временем правитель Северо-Восточной Руси шагал по переходам Теремного дворца, равнодушно отмечая, как все разбегаются с его пути. Вытягивается и каменеет живыми истуканами стража, скользят неслышными тенями ближние слуги – только бы не привлечь к себе внимание, только бы не попасть под полыхающий гневом взор грозного властителя!
– Все вон!!!
Стольники и ближники, сунувшиеся было вслед за ним в царские покои, словно стайка мелких рыбок, брызнули в разные стороны. Появилась и завела свой хоровод четверка особо доверенных верховых челядинов, избавляя царственного господина от тяжести регалий и одеяний Большого наряда…
– Пока сам не призову – никого ко мне не допускать.
Оставшись в одиночестве, мужчина длинно выдохнул, чуть подумал и пошел искать душевный покой перед ликами знакомых с детства семейных икон. Ибо несмотря на видимый всем гнев – на душе у него была всего лишь печаль и самую чуточку тоска. Сколько он знал князя Андрея? Почитай, полжизни. Приблизил к себе, впустил в самое сердце и даже самые потаенные помыслы доверил. Другом считал! Одним из тех, на кого уж точно можно было положиться во всем, в войне ли, в политике.
– Господи, укрепи веру мою…
Обретя искомый покой за привычной молитвой, великий государь сменил Крестовую на Кабинет, где первым же делом достал из стального хранилища тайную переписку русского князя и воеводы Курбского и тогда еще гетмана великого литовского Радзивилла Рыжего. Ныне, будучи канцлером Литвы, пан Николай всерьез рассчитывал устроить брак одной из своих дочерей с великим князем Димитрием Иоанновичем и окрыленный такой более чем реальной перспективой без тени сожалений раскрыл будущему зятю родовитого предателя.
– Ведь все ему дал, из стольников в главные воеводы возвысил!
Вот тогда, когда все вскрылось, и полыхал Иоанн Васильевич гневом – ослепляющим и обжигающим… Год назад. Ко дню же нынешнему все уже давно прогорело, и даже угольков не осталось. В конце концов, все что ни делается – к лучшему, не так ли? Так что и эта измена принесет не вред, но одну лишь пользу Русскому царству.
– Тьфу, Иудино семя!..
Сплюнув прямо на ковер, царь зашвырнул грамотки обратно в сейф, достав взамен последнее письмо от старшего сына. Внимательно его перечитал, затем извлек с одной из полок хранилища пухлый бумажный пакет, оказавшийся чем-то вроде большой карты, сложенной в несколько раз. Развернул, накрыв этой «простыней» всю немаленькую столешницу, осмотрел разноцветное переплетение линий и табличек, стрелочек и кружочков, складывающихся в довольно-таки сложную схему…
– Угум.
Подхватив красную чертилку с остро отточенным грифелем, Иоанн Васильевич парой движений вычеркнул несколько шляхетских родов из таблички «Отписать имения в казну и изгнать в Польшу». После чего тут же вписал их в другую рамочку, озаглавленную очень доходчиво и лаконично:
«Казнить».
Недобро улыбнувшись, сорокалетний Рюрикович нежно погладил бумажную гладь – единственное вещественное доказательство его с сыном тайных замыслов, направленных как против внешних, так и против внутренних врагов Руси. Если уж русские князья- бояре да литовская шляхта с магнатерией частенько позволяют себе своевольничать и даже прямо злоумышлять против своих правителей, почему бы и царской семье не ответить им ровно тем же?
– Власти хотели? Получите и не жалуйтесь!
И в самом деле, «по милосердию сердца своего, и желая мира и любви», великий государь поделился со своими слугами верными толикой власти и теперь в основном именно боярская Дума решала, кто из родовитых сядет наместником в тот или иной город. Решала и сама отвечала за результат. Чей-то выдвиженец проворовался или исполнял службу спустя рукава? Ну, казнить его никто, положим, не станет, но все растраты и потери, образовавшиеся из-за небрежения управительским долгом, заставят возместить. А уж подьячие и дознаватели так исчислят и подсчитают ущерб горожанам и государевой казне, что мало никому не покажется! Ни самому родовитому мздоимцу, ни его высокому покровителю в боярской Думе.
– Псы, лишь власти алкающие!
Надо сказать, что пока думцы своего правителя только радовали. Умело и с большой выдумкой подставляли друг друга, неустанно подсиживали, следили и доносили, составляли одни временные союзы и тут же перебегали в другие… Красота! Правда, были в Думе и другие. Те, для кого воля царская была важнее исконных вольностей и привилегий. Те, кто был верным престолу Московскому не на словах, а на деле! Голова Сыскного приказа Скуратов-Бельский, отец и сын Басмановы, князья Мстиславский и Хворостинин, посольский дьяк Щелкалов со своим братом Васькой, боярин и князь Скопин-Шуйский, большая часть окольничих
