впихнули в Кабинет, где их и встретил весьма неласковый взгляд восемнадцатилетнего монарха:
– Рад вас видеть.
Позабыв о всех своих обидах, ранние посетители уставились на ладони и запястья своего государя, ошеломленно разглядывая испятнавшие некогда чистую кожу уродливые красные пятна. Затем их внимание перекочевало на черные шелковые перчатки, почему-то частично разорванные (словно их быстро сдирали, не жалея сил) и лежащие смятой кучкой на малом блюде посередине стола. Через некоторое время взгляды, в которых уже начала светиться страшная догадка, вновь перешли на руки, пораженные странными ожогами.
– Господин мой, готово!!!
Буквально ворвавшаяся в Кабинет верховая челядинка Леонила вихрем подлетела к своему повелителю, упала перед ним на колени и принялась спешно и вместе с тем очень бережно покрывать уродливые пятна жирной мазью ярко-оранжевого цвета. Тем временем в дверь втолкнули новых посетителей…
– Как смеешь ты!..
– А ну прочь руки, х-хлоп!!!
В виде очень недовольного епископа виленского Протасевича и пышущего праведным гневом великокняжеского секретаря пана Константина Острожского.
– Государь, разве заслужили мы!.. Э?..
Пока новоприбывшие молча таращились на происходящее, проникаясь моментом, заплаканная служанка закончила наносить мазь. На мгновение прижалась к коленям великого князя, затем поставила плошку со снадобьем на край стола и беззвучно исчезла.
– Вижу, что пояснять ничего не нужно.
Пошевелив распухающими прямо на глазах красно-оранжевыми ладонями и аккуратно положив их на подлокотники Малого трона, его хозяин поглядел на кучку смятого шелка на блюде.
– Тот, кто пронес пропитанные отравой перчатки во дворец и подменил ими обычные, уже известен – это стражник третьего десятка пятой сотни постельничей стражи.
Родовитые вельможи и католический иерарх разом помрачнели: предателем оказался не русский дворянин, а литовский шляхтич. С-скотина этакая, лучше бы сдох сразу после рождения, чем бросать тень на все благородное сословие Литвы разом!!!
– Однако сей червь слишком ничтожен, чтобы решиться на подобное. Да и сам способ злоумышления… Изготовить столь редкий яд под силу лишь очень знающему и опытному алхимику, а таковых во все времена было мало.
Прорвавшийся гнев заставил Димитрия Иоанновича сжать ладони в кулаки, и это простое действо явно доставило ему немалую боль. Придворные и каноник сей минутной слабости, разумеется, дружно не заметили и в награду за это первыми услышали крайне важную новость. Даже две! Первая была в том, что с этого мгновения государевой волей образуется Сыскная комиссия по дознанию о злоумышлении против Трона и веры. Вторая была попроще – всего лишь о том, что все присутствующие как раз и входят в эту самую комиссию.
– Повелеваю! Сыск вести поелику возможно тайно, но со всей дотошностью и усердием. О покушении никому не говорить, дабы не будоражить умы и не сеять рознь в шляхте.
Окинув всех тяжелым взглядом, властитель искривил губы в недоброй усмешке:
– Я же, по возвращении в Вильно, оценю ваши старания… и верность.
Еще раз сжав ладони, великий князь непроизвольно дернулся от боли. Побледнел, длинно выдохнул и негромко рыкнул:
– Ступайте!
Быстро и вместе с тем почтительно покидая покои правителя, государственные мужи земли Литовской не могли не обратить внимания на попавшегося им навстречу постельничего Дубцова – вернее сказать, бывшего постельничего, судя по отсутствию оружного пояса, наливающемуся на его скуле шикарному синяку и общей помятости фигуры.
– А-а-а, злыдень! Пес неверный!..
Под внимательными взглядами трех вельмож и одного епископа свеженазначенный глава дворцовой стражи Михаил Салтыков самолично пихнул оплошавшего главного охранителя в приоткрывшуюся дверь. К сожалению, рукой, хотя хотелось (очень!) ногой и со всего размаха. Сопровождение опального боярина в виде двух десятников первой сотни, опасливо покосившись на новое начальство, молча проследовало в Кабинет. Толстая створка мягко закрылась…
– Что скажешь, Петр Лукич?
Не рискуя делать резких движений (кому как не ему знать, сколь печально они могут закончиться в его нынешнем положении),
