— Больно… — всхлипнула я.
— Конечно, больно. Я тебе часть мышц вырастил заново, теперь их нужно тренировать. И голеностоп разрабатывать, одни вливания тут не помогут, — терпеливо, как ребенку, объяснял маг. — Ну что же ты, лисенок… Я ведь не прошу тебя выплясывать эстампи.[33] …Будешь лениться — поцелую, — пригрозил наконец мужчина.
Я фыркнула сквозь слезы. Напугал…
— Ну что, целуемся или идешь?
Пусть целует, мелькнула шальная мысль. Он симпатичный… И незлой. Все лучше, чем упражнения, из-за которых я чувствую себя Ариэллой…[34]
— Иду… Сейчас иду.
— Жаль, — искренне расстроился Бланкар.
Ноги дрожали, ужасно болело бедро — там, где бугрился шрам от зазубренной стрелы, — и колени. Они хрустели, не сгибались, скрипели, как у старого сержанта, предсказывавшего погоду не хуже господина Левиньйе.
Шаг. Короткий, осторожный. Еще один, и я выдохнула, проглотив ругательство. Почему-то показалось, что Бланкар, как и Йарра, не оценит мои глубокие познания в солдатском жаргоне.
— Молодец. Теперь раскачивайся с пятки на носок.
Вверх-вниз. Становясь на носочки, я упираюсь взглядом в глаза Бланкара. Яркие, зеленые, как молодая травка, и в радужке вспыхивают золотистые искорки. Красиво… Я даже забыла о ноющих коленях, пытаясь сосчитать солнечные пылинки в глазах рау.
— С внутреннего края стопы на внешний.
Их много, этих искорок. Они манят, зовут, и у меня никак не получается отвести взгляд.
— Лира?..
— Да?..
Горячие руки, стиснувшие талию, мужское лицо — близко-близко, и обветренные, покрытые корочками губы. Одно дыхание на двоих, запах озона и легкое потрескивание, как перед грозой. Поцелуй… Почти поцелуй — в дверь постучали.
— Арно!
Ойкнув, я уперлась в мужские плечи, откинулась назад, испуганно глядя на мага.
Бланкар встряхнул головой, отбрасывая непослушную прядку, и засмеялся:
— Твою ж мать… — Усадил меня на кровать. — Заканчивай сама. И не вздумай вставать, рано.
Я кивнула, прячась под волосами.
— Марио, какого… — услышала я, прежде чем двери захлопнулись.
7
Меня разбудили плеск воды и глухой стук. Зевнув, я приподнялась на локте и шало уставилась на Бланкара, перегнувшегося через борт круглой лохани. Выскользнувший из его рук кусок мыла лежал у стены.
Маг покосился в мою сторону — я едва успела прикинуться спящей, — протянул руку, и темно-коричневый брусок сам прыгнул в его ладонь. Бланкар щелчком сбил с мыла что-то прилипшее и принялся усердно скрести плечи, спину, грудь. Окунулся, смывая пену, — раз, другой.
— Помочь не хочешь?
Ничего я не хочу, я сплю!
— А присоединиться?
Тем более!
Между прочим, приличные люди ширмы ставят перед купанием! И не моются при посторонних! И… И вообще! Неужели больше негде было?!
Услышав смешок мага, я засопела еще старательнее.
Всплеск и тишина. Долгая. Я навострила уши, шевельнула ресницами. Маг полусидел, положив руки на бортики лохани, и наблюдал за тенями, гуляющими по потолку. Капельки воды срывались с его волос, пятнали половицы.
