меня открыла охоту княгиня?!
Клетка.
Брыгова золотая клетка, а ее прутья — люди, которых я считала самыми дорогими.
С Тимом я больше не разговаривала, на его вызовы не отвечала. Раз в день просила господина Литами связаться с моим братом, слушала голос Тимара, убеждалась, что он в порядке — за двенадцать лет я научилась улавливать болезненные нотки, даже когда он смеялся, — и прерывала связь.
С Йаррой я была вежлива и почтительна, граф же превратился в саму заботу и внимание. Пахнущий шипром дублет, опускающийся мне на плечи, — «Почему раздета?», и прогулки по кораблю, идущему в кильватере солнечной дорожки. Бесчисленные корзинки с фруктами, шоколад и легкая еда, которую пять раз в день поставляли с материка — я даже не представляю, сколько стоят транспортники, ориентированные на движущийся объект. Его Сиятельство познакомил меня с капитанами и адмиралами — «Леди Рэйлира вернулась из путешествия»:
— Зачем, господин?
— Княгиня наверняка уже в курсе, что ты жива. Одно дело — возможное покушение на какую-то полукровку, и совсем другое — на
…в каюте появились книги и свитки, бумага и карандаши — все, что угодно, лишь бы я не скучала. Думаю, мне бы и медведя с бубенчиками доставили, если б я попросила.
Я не просила.
Я вообще ничего не просила. И больше всего мне хотелось закричать, затопать ногами и швырнуть в графа что-нибудь тяжелое. Он ведь сам, сам дал мне свободу, сам научил ценить ее, а теперь отобрал! И поводок навесил. Для верности. Чтобы не забыла, чьей собственностью я являюсь. Ограничитель я ненавидела — он оттягивал руку, ярким блеском доводил до исступления, а мысль, что это не наказание, что это для моего же блага, заставляла скрипеть зубами.
Самое забавное, издали браслеты походили на брачные. А Его брыгово Сиятельство даже не думал опровергать слухи о помолвке, лишь усмехался и крепче обнимал меня за талию. Или за плечи, демонстративно укутывая в свой плащ. Гладил ладонь, трогал волосы, прикасался губами к моему виску. На людях я терпела, оставшись наедине, отодвигалась и отворачивалась.
Йарра мрачнел, но не настаивал. Разговаривал со мной, пересказывал последние новости, давал прочесть бумаги и отчеты, подготовленные для Совета и князя. По вечерам сидел в каюте до тех пор, пока я не начинала клевать носом, желал доброй ночи и уходил.
От его вежливости и опеки меня трясти начинало. Граф снова — снова! — отбирает у меня даже
О, конечно, я была учтива. И почтительна, да. Разговаривала тихо, за языком следила, глазки долу. Я же леди, а не рыночная торговка. Его Сиятельство предложил мир, а войну с ним я просто не потяну. Вот только когда мы оставались в каюте, такой маленькой для двоих, между нами чуть ли не молнии проскакивали. Две недели подряд я их глушила, раз за разом проглатывая возмущение и обиду. Гром грянул, когда господин счел, что я достаточно окрепла после болезни, и попытался уложить меня в постель.
В тот вечер Йарра засиделся над диспозицией грядущей зачистки. Что-то писал, чертил, переговаривался по связнику с лордом Треньйе — таким же своим выкормышем, как и оставшийся на материке виконт Файлен. Перо граф отложил далеко за полночь. Потер шею, затылок, потянулся, откинувшись на спинку стула. Улыбнулся, перехватив мой взгляд.
— К апрелю закончим. Сначала заедем в столицу — доложиться Луару, ну а после, наверное, в Фесс. Что скажешь?
Я неопределенно повела плечами.
— Будет здорово, господин.
— Здорово, — согласился Йарра. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
— Нет, — покачала я головой, не почуяв подвоха.
— Вот и славно, — встал Его Сиятельство.