— Убейте, — хрипло прошептал раненый. — Лучше убейте…
— Налюбовались? — зло спросил Майур. — А теперь проваливайте, барон! И сестру уведите!
— Поняла? — тихо спросил меня Тим.
— Поняла, — прошептала я, борясь с дурнотой. Протиснулась мимо лекаря и сунула пальцы в рану.
— Вы рехнулись, леди?!
Тим крепко схватил Майура за плечо. При необходимости руки брата могли быть стальными.
— Видите ли, господин Майур, — тихо заговорил он, — у моей сестры иммунитет к большинству ядов. Но это, как вы понимаете, тайна. Поэтому сейчас вы громко восхититесь ее волшебными ручками и чудесной мазью, предохраняющей кожу от отравы. А потом, так же громко, посетуете, что мази мало и вам самим придется довольствоваться хирургическими ложками. Одно- единственное слово об иммунитете Лауры — и я вас на струне повешу. Все ясно? — улыбнулся Тимар, поправляя Майуру лямку мясницкого фартука.
— Я снимаю с себя всякую ответственность за жизнь леди, — пропыхтел тот, безуспешно пытаясь вырваться.
— Не стоит, — посоветовал Тимар. — Лучше следите, чтобы она никуда не влезла.
— Достала, — показала я тонкий, как игла для вышивки бисером, обломок. — Тим, одолжи, пожалуйста, платок.
Сообразив, что я имею в виду, Тимар снял с шеи тонкий шелковый шарф, свернул его треугольником и повязал, закрывая мне нос и рот. Цитрусовый нероли его одеколона частично забил сладковатый запах дурно пахнущих ран.
— Удачи, господин Майур, — похлопал лекаря по плечу Тим. — Справишься? — поцеловал он меня в висок.
Я поморщилась — можно подумать, у меня выбор есть. Йарре можно дерзить, можно втихую игнорировать его приказы, но открытого неповиновения он не потерпит.
— Эти шипы в ранах… Они часто ломаются? — спросила я.
— Восемь из десяти. Наденьте фартук, леди, — велел Майур.
— И вы каждый раз вырезаете мышцу?!
— Или отнимаем конечность, или даем смертельную дозу опиума. Если не вынуть иглу в течение пары суток — человек не жилец, — хмуро сказал Майур. — Давите на рану сильнее, не бойтесь.
Брызнул гной, и я с криком отпрянула в сторону. Ко мне повернулись головы лекарей.
— Может, вскрывать будет кто-то другой, а я только доставать? — жалобно спросила я, с ужасом глядя на слизь, забрызгавшую передник у меня на груди.
— Хорошо, дайте нож. И наденьте хотя бы перчатки, какая-никакая, но защита. С вами действительно ничего не случится? Не хочется быть колесованным, знаете ли. Или повешенным.
— Точно, — кивнула я и, закусив губу, сунула руку в рану. Проклятая колючка будто убегала от меня. Я упустила ее раз, другой, а на третий она впилась в мизинец. — Брыг!
Я осторожно, двумя пальцами, выдернула шип из-под ногтя. К горлу подступила желчь, и я с усилием сглотнула комок.
— У вас много таких раненых?
— Две-три дюжины в сутки.
В конце смены меня вырвало.
Весь день я, не жалуясь, в зародыше задавив скулеж, ковырялась в грязных ранах. Майур, видя, что со мной дело пошло гораздо быстрее, велел внести еще один стол и организовал подобие мануфактуры: он вскрывал карман с гноем, служанка вставляла распорки, позволяя всей гадости стечь, я вынимала шип. Оставалось лишь промыть рану и нанести лечебную мазь. А роль чудо- средства, защищающего меня от яда, играло дешевое серое мыло, толстым слоем которого я покрывала руки.
Как заведенная, я перемещалась вокруг стола. После первого десятка я уже перестала отличать лежащих передо мной мужчин друг от друга — блондины, брюнеты, рыжие, худые, мускулистые — все одно. Был лишь голос Майура: «Плечо. Нога. Грудь. Лопатка», металлический блеск скальпеля и сладковатый душок над обжигающе-горячими ранами.
Потом солдат уносили — доставать стрелы или болты, зашивать, накладывать шины на сломанные руки, а я все кружила вокруг стола под бас главного лекаря:
— Нога. Плечо. Обратите внимание, он три шипа в бедро поймал, причем кучно. Бок. Спина… Все, госпожа, это последний.
— Все? — тупо переспросила я.
— Да, все. Вот полотенце… Позвольте мне.
Майур усадил меня на табурет, помог снять фартук.
