— Нет, господин, — отложил счета Тимар.
— Где она?
— В лаборатории. Ваше Сиятельство, я бы хотел…
— Потом, Орейо, — оборвал граф. — Прими документы.
Хлопок, и на столе материализовался плотный конверт.
— Я могу посмотреть, что внутри?
— Обязательно посмотри и ближайшие двое-трое суток имей при себе. Там документы на имя Тимара Гранёт, винодела, его сестры, Рэйлиры Гранет, дарственная на имение в Льесской провинции Империи Араас, реквизиты банковского счета и транспортник, способный унести троих. Если я погибну во время штурма, сразу же, немедленно хватаешь Лиру и переходишь в Араас. Туда же прибудет мой сын Койлин, отправишь его к матери.
— А кто его мать? — запустил руки в волосы, взлохмачивая косу, Тимар. Он знал, что штурм Альери будет опасным, но чтоб настолько…
— В письме сказано. И еще… Если Лира беременна, ты усыновишь ребенка, или я тебя из Подвалов Темных достану, — плюнул злыми искрами амулет связи.
— Я бы сделал это и без вашего… кхм… указания, — тихо сказал Тим. — Я люблю ее.
Граф замолчал.
На той стороне что-то звякнуло, стукнуло, забулькало.
— Вопросы, Орейо?
— Кого еще взять? Вы сказали, что транспортник на троих.
— Пантеру.
12
В ночь перед штурмом мне приснился отец.
Косой шрам на смуглой шее, потертый шнурок амулета, усталые добрые глаза и мозолистые ладони — шероховатые, они царапали щеки, когда папа вытирал мне слезы, — больно уж сказка о рыцаре-эльве была грустной.
— Ну вот, расстроил тебя, — вздохнул отец. — Надо было про лису рассказывать.
— Про лису я уже знаю, — шмыгнула я носом и прижалась к его боку.
Мы сидели на высокогорном лугу, заросшем ромашками. Где-то вдалеке мычали коровы, звенели бьющие в подойники струи молока, лаяли собаки. Тепло было. Хорошо…
Шмель жужжал.
— Пап, а почему мама с нами не поехала?
— Не захотела.
— А почему? — не отставала я. — Почему она никогда с нами не ездит? Ни на праздник, ни на ярмарку, ни кататься?
— Сложно это, котенок.
Отец сорвал и прикусил тонкий стебель пастушьей сумки, лег на траву, положив голову на согнутую в локте руку. Глядя на него, я сделала то же самое.
— Пап?
— Что?
— Это потому, что ты ее украл, да? Поэтому она нас с тобой не любит?
Отец резко сел, прошипел что-то на незнакомом мне языке.
— Кто тебе сказал это, котенок?
— Никто… — смутилась я. — Я случайно слышала… От госпожи Ринон и госпожи Унц.
— Курвы старые… Не слушай их, котенок, они все врут. Мы с мамой… Иногда мы ссоримся, но мы тебя любим. Очень-очень, поняла? — щелкнул он меня по носу.
— Поняла, — улыбнулась я. — А что такое «курвы»?
— Это плохое слово, котенок. Никогда его не говори, — поморщился отец. И, кажется, даже покраснел.
