закрепил полотенце на бедрах. Мокрые волосы упали ему на плечи и казались еще более длинными и черными, чем обычно. Он сел на край койки.
– Я готов с тобой ссориться, если это поможет, но предпочел бы, чтобы ты мне доверилась. Мне эта боль знакома, Чейз. – Он добавил: – позволь помочь тебе так, как ты помогла мне.
На это ушла целая вечность, и нервы у нее натянулись до жуткой боли, но она все-таки кивнула.
Он поцеловал ее, нежно, а она притянула его ближе, все еще влажного, и уложила рядом с собой. Когда они вот так лежали рядом, сравниться это могло только с полетом. Его пальцы переплелись с ее пальцами.
– Что ты чувствуешь?
– Злость. А временами – пустоту, – призналась она. – Страх. Это – самое тяжелое.
Его губы запечатлели у нее на плече поцелуй, заставивший все вокруг замереть.
– О чем ты думаешь, когда вспоминаешь МАВС? – спросила она.
– Нога. – Он перевернулся на спину и закрыл глаза ладонью. – Когда начались взрывы, мы с Ромео спали. Когда мы выбрались из нашей комнаты, часть здания уже обрушилась. Мы обнаружили кого-то, придавленного куском потолка. Только одна нога торчала. Не знаю, кто это был. Это была только нога. Но кто бы это ни был, я его знал. Я в МАВС был знаком со всеми.
Он крепче прижал ее к себе – и она излила свою самую сильную боль в извивающуюся тишину.
– Вот… он сказал мне, что мысли путаются. Он пытался поставить себе диагноз. Даже шутить.
– Так похоже на Пиппина, – мягко откликнулся Тристан.
– Он точно знал, что происходит, что как-то раздражало, а потом у него начали путаться слова. Тут мы оба перепугались.
«Вверх… и вниз. Дурни, летите. Нет.
Послушай, Чейз».
Пришли слезы. Тяжелые, гадкие, неукротимые. Она словно тонула. Тристан заставил ее сесть и выпить воды. Он тряс ее за плечи, но это не помогало. Чейз вспомнила испытания заново. Только на этот раз никаких прокруток не было. Она увидела страшную и прямую правду. Беспилотник. Резко вращающаяся кабина.
Песок, озеро и адски синее небо.
Она произнесла имя Пиппина – и почувствовала, будто вспыхнула пламенем.
Когда ее сердце стало биться медленнее, Чейз ощутила прижавшиеся к ее губам губы. Она ответила, отчаянно желая еще чего- то. Тристан перекатился на нее – и его вес заставил все замереть.
Он был настоящий. Эта мысль стала единственной звездой на ее почерневшем небе.
И он был рядом. Ее руки находили каждую его частицу. Спина, плечи, шея… длинные пальцы и широкая ладонь, которые приглашающе раскрылись, когда она до них дотронулась.
Она не запомнила тот вдох, когда ее губы наконец оторвались от его губ, или то мгновение, когда заснула. Она не запомнила ничего, кроме его кожи. Его веса. Контакта их тел и той эмоциональной связи, которая позволила ей отпустить свое горе.
39. Прищур: Глаза на цели
Ромео разбудил их задолго до того, как она готова была бы встать. Он был в летном костюме, взъерошенный и с темными полукружьями под глазами. Казалось, он нисколько не удивился, обнаружив Чейз и Тристана рядом и полуголыми. Он просто промямлил что-то насчет завтрака перед вылетом и закрыл за собой дверь.
Чейз прочла на лице Тристана такую же усталость, только еще более глубокую. Сколько сна он лишился в те часы, пока ее утешал?
– Тебе нельзя снова лететь. Не сейчас.
– Надо сменить Сильф.
Он встал, хрустнув суставами.
– Я могла бы полететь вместо тебя. Ромео не так устал. Пусти меня.
Чейз смотрела, как он одевается.
– Тебе запретили полеты, Чейз.
Все ее существо хотело быть Никс. Принять его слова за оскорбление. Быть жесткой и равнодушной. Однако она удержалась.
Она встала с койки.
– Сегодня я верну «крылышки».
Он улыбнулся и сказал: