– Ты никогда не называешь меня Генри.
– Чего?
– Ты называешь его Тристаном, а меня всегда зовешь Пиппином. Никогда не зовешь по имени.
– Я не знала, что тебе этого хотелось бы, – удивилась она вслух. А действительно – почему она называет Тристана по имени? Даже мысленно. – Но я дралась с Тристаном. Он устроил мне сотрясение. Это что, по-твоему, похоже на увлечение?
– Да.
– Он просто еще один пилот «Стрикера». Как Сильф.
– «Феникс» не похож на «Пегаса». Их натаскивали нас сбивать, Чейз, – сказал Пиппин. – Стрелу знакомили с маневрами уклонения, которых мы еще не учили. Когда мы взлетим с ним на главном шоу, он нас уничтожит. Не забывай об этом. А не о его мужской привлекательности.
– Мужской привлекательности? – Чейз засмеялась. – Пип, сейчас не время превращаться в супергея.
– Да. Не время быть собой. Попала в точку, Никс.
Молчание.
Она перевесилась через край койки, чтобы посмотреть на него. Шишка у нее на голове моментально потяжелела.
– Эй…
– Я не хочу ничего тебе объяснять, Чейз. Не. Спрашивай.
– Мне не нужно объяснять. Я знаю, что ты…
– Просто заткнись! – Он встал, так что они чуть не стукнулись головами. Чейз села, чтобы смотреть на него. Лицо у него было такое, будто он вот-вот заплачет, но глаза оставались сухими. – Позволь я скажу тебе ясно. – Он обеими руками указал себе на грудь. – Это моя жизнь. – Потом он указал на нее. – А это – твоя. Обещаю не разнюхивать ничего про твои мерзкие интрижки, а ты не касайся моей ориентации.
Молчание, окутавшее их, оказалось холодным. Чейз пробрала дрожь.
– Я… мне жаль.
– Знаю. – Пиппин снова нырнул в койку. – Засыпай, – проворчал он так решительно, что она не стала спорить.
Чейз не могла пошевелиться. Неожиданностью это не было. Она никогда не замечала, чтобы Пиппин интересовался парнями, но его определенно не интересовали девицы. Чейз не поднимала эту тему, дожидаясь, чтобы он дозрел до разговора. Она даже несколько раз представляла себе его. Пиппин заставит ее сесть напротив него и скажет: «Я – гей». А она ответит: «Ну, конечно». И все уладится. Будет принято к сведению.
Она не думала, что это вырвется посреди ночи, словно пощечина. Пиппин достаточно сообразителен, чтобы задурить ей голову. Он никогда не стал бы говорить ей нечто настолько важное, пока не был бы к этому готов – и тем не менее, похоже, все получилось именно так. Она его подтолкнула. Чейз внезапно почувствовала себя жестокой: чувство вины было даже сильнее, чем когда она игнорировала его мольбы во время гонки.
Тристан был прав, что вышиб из нее гордость.
Когда будильник зазвенел снова, она спрыгнула со своей кровати на трясущихся ногах и отключила его. Пиппин похрапывал. Шишка у нее на голове болела от прикосновения, но это было гораздо легче терпеть, чем мысль о том, что она это заслужила.
– Небрежность, – прошептала она.
Тристан сказал ей, что она плохо летает, когда злится, но все было гораздо хуже. Чейз плохо летает, когда испытывает любые эмоции: она ни на что не способна, когда чувства берут над ней верх. Когда именно она разобьет «Дракона», обидевшись на Пиппина или разозлившись на Стрелу? Завтра? Во время испытаний?
Ей необходимо вернуться к тому, как она летала до появления «Феникса». Стать холодной, четкой и чистой.
Ни о чем не заботиться.
Найти Тристана оказалось нетрудно. Трудно было застать его одного. Кадеты окружали его в перерывах между занятиями и в столовой. Вокруг него постоянно роились почитательницы – сама Чейз раньше тоже была объектом такого внимания как Никс.
Хотя с появлением Стрелы Никс вышла из моды.
Это вызывало у нее не столько ревность, сколько любопытство: почему симпатии ее однокашников переключились на канадца? С другой стороны, Тристан помнил, как их зовут. Он спрашивал, откуда они, интересовался, чего они хотят добиться. Он связывал себя с ними. Ох, похоже, это требует таких трудов…
В конце концов Чейз обнаружила его в ангаре во время свободного часа: он разговаривал с «Фениксом» точно так же, как она
