Князь из десантуры

генерала.

Антон Иванович скрепя сердце согласился. И поручил мне возглавить вновь формируемый батальон юнкеров из остатков Ростовского пехотного училища.

Меня вновь ждали военные испытания, но я с радостью ждал их – ведь это был, слава богу, отнюдь не первый мой бой…

* * *

Дмитрий забылся только незадолго до рассвета, до этого ворочался в палатке, волнуясь перед первой в жизни битвой.

Приснился дедушка Константин Александрович: он ласково гладил маленького Диму по голове, говорил что-то важное – про своего отца и Димкиного прадеда, царского офицера, про особое предназначение всего рода Яриловых, и про коричневую папку за томами Брокгауза, о которой Димка совсем забыл… Потом вдруг начал читать стихи забытого поэта:

Когда же грянет мой последний бой?
Его дождусь я – пусть пройдут века,
Чтоб, оставаясь навсегда собой,
Стоять под стягом главного полка.
Мой лук готов, надета тетива,
Друзья молчат. Лишь сбруи перезвон.
Давно уже все сказаны слова.
Когда начнётся мой Армагеддон?
И кони в нетерпении побьют
Копытами кровавый иван-чай…

– Воевода! Вставай, там галицкие уходят.

Дмитрий проснулся – сон распадался на куски, и только щека помнила ласковое прикосновение дедушкиной ладони. Схватил перевязь с мечом, выбрался из палатки. Сквозь плотный рассветный туман слышался топот копыт тысяч коней. Подвели Кояша – Ярилов вскочил в седло. Прокричал тамплиеру:

– Анри, поднимай и строй дружину. Я к реке, узнаю, в чём дело.

Пришпорил золотого жеребца. Скакал, уворачиваясь от шарахающихся теней – черниговская пехота двигалась к лодкам. Врезался в нестройную толпу половцев – кыпчаки свистели вслед, ругались. Нос к носу столкнулся с Котяном. Хан ощерился:

– Куда несёшься, как бешеный пёс? Хоть бы ты шею сломал.

Не обращая внимания на оскорбление, Дмитрий навис над Котяном, прокричал:

– Почему без великокняжьего знака пошли?! Чей приказ?

Котян подбоченился в седле:

– А твоё какое дело, русич? У нас князь свой, Мстислав Мстиславович. Что он прикажет – то мои багатуры сделают.

Ярилов выматерился, рванул к прибрежному холму. Угадал: там с ближними стоял Удатный. Князь балагурил, довольно оглядывая двигающиеся полки:

– Кто рано встаёт, тому бог даёт. Пока киевляне дрыхнут, мы всех татар побьём и добычу себе заберём, делиться не придётся. Или нет, пошлём Романовичу старую конскую попону: пусть свои древние косточки согреет.

Галицкие бояре захохотали.

Дмитрий, едва удерживая пляшущего от нетерпения Кояша, спросил:

– Что случилось, Мстислав Мстиславович? Почему раньше времени свою дружину поднял? Первыми должны половцы и черниговцы реку переходить, и только в полдень, по знаку от великого князя.

Князь галицкий ухмыльнулся, подошёл. Свита замерла в предвкушении. Мстислав похлопал ладонью по шее золотого жеребца. Нарочито удивлённо заметил:

– Вот ведь, сучье подхвостье, до чего несправедлива порой судьба! Такой великолепный конь, а хозяин его – пустое место.

Бояре захихикали. Ярилов, не поддаваясь на провокацию, повторил вопрос: