повернуть налево и спускаться по лестнице. Как вам удобнее. Вы кого-то из родственников проведать пришли?
– Знакомую. Может быть, вы знаете – Тамара Георгиевна Ставриди?
– Конечно, знаю, она у нас уже четыре года живет! – Лицо девушки омрачилось: – Последний месяц слабенькая совсем стала, из комнаты не выходит, с кровати почти не поднимается. Но с памятью у нее все в порядке. Знаете, старики иногда забывают. Молодость свою помнят отлично, а вчерашний день забывают.
Тамара Георгиевна Ставриди обитала в комнате цокольного этажа. Удобно для пожилого человека – открыл балконную дверь, а за ней не балкон, а терраса, парковые дорожки, лестница, ведущая к набережной и санаторскому пляжу. Вот только Тамара Георгиевна давно уже по этой лестнице не спускалась. Она полулежала в кровати, опершись на подушку, странно маленькая в своей лазорево-желтой пижаме, словно съежившаяся, усохшая. Некогда темно-каштановая пышная копна волос превратилась в реденький седой ежик, кожа поблекла, натянулась на скулах, нос заострился.
Какая же она старая! – с ужасом поняла Марина. Кажется, никогда в жизни она не видела таких старых людей.
– Здравствуйте, Тамара Георгиевна! Как вы себя чувствуете? Вы меня узнали?
Глаза старухи пристально уставились на нее, и Марина поспешила подсказать:
– Я Марина Валевская. Я проходила стажировку у вас на Медее.
– Марина! Конечно, конечно! Ой, как я рада, что ты пришла! – губы старухи дрогнули, расплылись в подобии улыбки, обнажив ровные, крепкие, только пожелтевшие от времени зубы. Наверняка улыбка была искренней, но лучше бы она не улыбалась. – Сколько же лет мы не виделись? Да ты присаживайся! Прости, что лежа тебя принимаю. Ноги ослабли. Совсем дряхлая стала, пора на свалку.
– Что вы такое говорите! Вы…
– Пора, пора. Вот в мае до сотни дотяну, и хватит. Зажилась.
Марина прошла в комнату, взяла стул, подвинула ближе к кровати. Села.
– А я о тебе слышала, – голос Ставриди звучал чуть надтреснуто, но был по-прежнему зычным, «командирским». – Что ты в Совете работаешь, эксперт… Наверное, занята очень, не проведывала ни разу бабку? А вот Ромочка заходит, молодец. Славный мальчик. Жалко, что у вас с ним не получилось. Он мне всегда больше нравился, чем твой Сандро…
Ставриди замолчала. Может быть, устала, может, давала гостье возможность высказаться. Марина медлила, не зная, как подступить к вопросу, который ее интересовал. Пауза затягивалась. Нарушила ее опять старуха:
– Марина, подай, пожалуйста, водички. Если тебе не трудно.
Стакан с водой стоял на тумбочке у изголовья кровати. Валевская послушно взяла его, поднесла к губам старухи. Та схватила ее руку своими, словно боялась, что гостья уронит или передумает, жадно начала пить. Прикосновения старческих ладоней были неприятны, Марина едва дождалась, когда это закончится.
Наконец старуха перевела дыхание.
– Спасибо. Ну, спрашивай. Ты же что-то хотела спросить, не просто так пришла?
– Да, – Марина вернула стакан на место, потупилась. – Тамара Георгиевна, может быть, вы… Вы помните того медеанца, что спас меня? Оказывается, его имя теперь Спаситель Земной Женщины… И он прилетел на Землю, ко мне. Зачем, я не понимаю?
Ставриди молчала, ждала продолжения. Тогда Марина спросила:
– А вы встречались с ним на Медее? Он приходил в поселок?
Старуха помедлила, вспоминая. Ответила:
– Нет. При мне нет.
– Но с другими медеанцами вы же много общались? Даже со Старейшинами.
– Нет, со Старейшинами не довелось. К себе в стойбище они допускали только Лючию. Может быть, потому что она похожа на них? Те, что приходили к нам в поселок, кого мы отправляли на Землю, были простыми охотниками. Хотя, может, кто-то из них на самом деле Старейшина? Я не знаю.
– А что вы о них вообще думаете? Кто они такие?
– Медеанцы? Говорят, они люди, как и мы. Коэффициент подобия…
– Нет, нет, я знаю официальную версию. Но может быть, вы заметили в них что-то особенное? Что-то, чего нет в отчетах Контакт-Центра?
Марине показалось, что в глазах Ставриди мелькнул страх. Старуха покосилась на стакан, словно собиралась просить опять наполнить его и подать. Не попросила. Призналась:
– Я вела дневник все годы работы на Медее. Записывала, что видела и что думала, чувствовала. А четыре года назад, когда
