фронтах и воюют. Но и некоторые прежние остались, конечно. И хорошо воюют.
– Это радует. Вот и дом показался.
– Давай аккуратнее, в городе уже замечены начавшиеся беспорядки. Внимательней будь!
– Вас понял. Буду, – сказал я, вылезая из машины. Анатолий Круглов, мой охранник, уже стоял возле машины. – До свидания, Лаврентий Павлович.
– Завтра жду к двенадцати.
Я вылез, спросил у Толи, как дела.
– Да тихо все. Постреливали где-то час назад, Алевтина дергалась.
– Лаврентий Павлович говорил что-то о беспорядках.
– Во-во! Уроды, пользуются случаем. Милиция везде не успевает.
– Ну ничего, кого не пристрелят, те сами разбегутся. Пойдем, есть охота.
Глава 19
С утра дождь хреначил, что твой потоп, который всемирный. Да холодный-то какой, зараза. Да, уже ноябрь все-таки. Как же на фронте-то? Звиздец! После небольшого дождика в сентябре еле пролезали, а что сейчас?! Дорог-то нет вообще, даже направлений не видно.
С мрачным настроением, я завтракал. Зазвонил телефон.
– Опять у кого-то что-то не получается, – сказал я, ковыряясь в тарелке с яичницей. К телефону подошел Андрей. Он тоже здесь ночевал.
– Сергей, тебя! – крикнул он из прихожей.
– Да ладно, правда, что ли? – попытался пошутить я.
– С Лубянки звонят, – серьезно сказал он. Я быстро подошел к нему и взял трубку.
– Новиков.
– Сергей Сергеевич, Лаврентий Павлович приказал срочно прибыть в Мытищи.
– Понял, выезжаю, – я положил трубку. – По коням, пацаны!
Собрались быстро, блин, забыл награды отстегнуть. По фигу, ехать надо. Все равно под шинелью не видно. В Мытищи, значит, на полигон. Кубинка-то не доступна теперь. Под немчурой все. На полигон мы прибыли вовремя. Вся комиссия была в сборе. На КПП я показал удостоверение, и нас быстро пропустили. Вдалеке, примерно метрах в семистах, стоял танк. Тридцатьчетверка. Чего они задумали? На исходную, рыкнув мощным дизелем и выбросив в серое небо столбы черного дыма, выехала еще одна. Красавица. В зимнем камуфляже, а не привычного зеленого цвета. Замерла, вдруг – бах! Старая подопытная тридцатьчетверка, казалось, содрогнулась всем корпусом. Еще выстрел, еще. Пока танк обстреливал жертву, мы с парнями подошли ко всем присутствующим и смешались с толпой. В комиссии было человек семь, технари, какие-то гэбэшники и, видимо инженеры. Их интеллигентный вид бросался в глаза. Когда закончился обстрел подопытной, все пошли смотреть результат. Три попадания, все три борт насквозь. Я тоже посмотрел.
– А в лоб, как? – спросил я, когда вся толпа вернулась на рубеж. На меня обернулись.
– Давайте попробуем, – сказал один человек в кожаной куртке. – Васильев!
Танкист, сидевший на башне, кивнул и забрался внутрь. Снова рыкнул дизель. Машина сделала небольшой крюк и встала, нацелившись в лоб. Выстрел, слабо слышимый звон. Еще выстрел. Подойдя, увидели, один снаряд явно ушел в рикошет, второй попал под башню. И отколол кусок брони.
– Замечательно! – воскликнул кто-то. А чего тут замечательного? Я пока стоял не понимая.
– Товарищи, это была стрельба новыми видами снарядов, – произнес один из инженеров.
– Товарищ капитан, – обратился этот же человек к танкисту, – давайте последнюю новинку.
Капитаном назвали танкиста Васильева, тот кивнул и запрыгнул на броню. Прогрохотали ботинки, танкист скрылся в башне. Рыкнул мотор, лязгнули гусеницы.
– Вытаскивайте трофей! – приказал какой-то чин.
На поле выволокли трофейную тройку. Видимо, вытряхнули из нее мотор и все внутренности. Два тягача отцепили тросы и уехали в сторону. Тридцатьчетверка замерла метрах на шестистах. Выстрел – бабах! Ни хрена себе. У тройки башня упала метрах в трех. Видимо, боезапас не вытащили, вон как рвануло.
– Товарищи, это было действие нового снаряда. Пробивание на дистанции до семисот метров, сто двадцать миллиметров, гарантировано. С километра чуть меньше. Эффективность налицо.
